Зачем жил человек?(Повесть, рассказы)
Шрифт:
А вот пошли и титры. Так. В главной роли… Кто же в главной роли? Кто в роли?! Петр Петрович Непрушин… и далее ничего, пропуск, многоточие! Маргариту Непрушину вот кто-то играет, и Половинова, Цельнопустова, то есть, в действительности. А самого Непрушина?! Что за фокус, растерянно подумал Петр Петрович, это же издевательство! Никого, видимо, и не интересует фамилия артиста. Всем все равно. А вот ему нет. Даже тут на Непрушина свалилась очередная нелепость.
Ну хорошо. Играй, играй, уже злорадно подумал Непрушин, посмотрим, что у тебя получится. А ничего путного у тебя не получится. Потому как — тряпка, размазня,
А Непрушин на экране словно прочел мысли Непрушина, сидящего в зале, схватил Половинова, то есть Цельнопустова, за шиворот, выволок из кресла и встряхнул.
— Ты че? — удивился Поло… Цельнопустов.
— Это кресло для Варвары, — спокойно пояснил Непрушин.
— Для какой такой Варвары?! — завопил Пол… Цельнопустов. Это он страх нагонял на хозяина квартиры. — Знать не знаю никакой Варвары! Маргаритой твою жену зовут!
— Для кого — Варвара, а для кого — Маргарита, — лениво сказала жена Непрушина, подводя брови черным карандашом.
— Нет, Варвара! — упорно повторил Непрушин. — А ты никакой не Половинов, а Цельнопустов! Цельнопустовым был, Цельнопустовым и останешься!
— За оскорбление, знаешь, че бывает? — спросил Половинов-Цельнопустов.
— Знаю, — вдруг сник Непрушин. — Я не ответственности боюсь, я вас боюсь, подлости вашей, бессовестности боюсь.
— Да поддай ты ему как следует! — выкрикнули в зале.
— И никуда он жаловаться не пойдет! — пообещал кто-то еще. — Вот ведь скотина!
— Ты, Петруша, жизни-то ведь не знаешь, — лениво сказала Варвара-Маргарита. — Ты ведь не от мира сего… Другим жить не мешай…
— Да разве жизнь у вас?! — возопил Непрушин.
— А у тебя? — нехотя спросила Варвара-Марга…
— Нет у меня жизни, — согласился Непрушин.
— Нет, — подтвердила Варвара-Ма… — И не путайся под ногами у других… Ты прогуляться-то, Петруша, не хочешь ли?
— А! — с отчаянием сказал Непрушин. — Делайте что хотите. Только учтите, что никакие вы не Маргарита и Половинов, а Варвара и Цельнопустов. Это уж я точно знаю. — И ушел, даже не хлопнув дверью.
— Ну и дурак! — раздалось в зале. — Вот дурак!
Дурак, согласился Непрушин, всю жизнь дураком был. Ведь не встряхнул тогда Цельнопустова, не схватил его за шиворот, а даже спичку поднес, чтобы Цельнопустов прикурил свой неизвестно откуда берущийся «Филипп-Морис». Цельнопустов тогда еще немного покуражился, словно не замечал, что огонь подбирается к чуть вздрагивающим пальцам хозяина квартиры, мужа Варвары.
Вот как оно было на самом деле…
А тут кино!
Но… но ведь и в кино, на предыдущем сеансе, все было как в нелепой жизни Непрушина! Что же это?!.. Кусок ленты пропустили? Так нет. Дубль, может, какой нечаянно вклеили? Петр Петрович настороженно уставился в экран.
Господи боже мой! Кинофильм чем-то изменился! Невозможно, а изменился. И Цельнопустова уже в основном называли Цельнопустовым, а не Половиновым. И если иногда и путались, то тут же извинялись. А сам Цельнопустов один раз даже
Ну дела! Дела, да и только!
Что-то еще происходило на экране, но уже совсем не так, как на предыдущем сеансе.
Что-то закипало в Непрушине на экране, хотя и не прорывалось больше наружу. Что-то закипало и в Непрушине, сидящем в зале.
Зрители расходились слегка возбужденными. Обсуждали увиденное, пытались понять замысел режиссера.
— Модернизм, — говорил кто-то. — Сейчас модно ставить модернистские фильмы.
— А кто режиссер? Малиновский?
— Малиновский, наверное. Кто же еще? Или Иванов-Ивановский.
— Многое все же непонятно.
— Тут надо раза два посмотреть. Фолкнер ведь, к примеру, как отвечал тем, кто не понял его роман «Шум и ярость»? Читайте, мол, дорогие товарищи, второй раз. А если снова не поймете, то и третий. Вот так!
— И с именами какая-то путаница. То Маргарита, то Варвара.
— Не-ет. Это не путаница. Это прием такой. Она то Маргарита, когда с Половиновым…
— С Цельнопустовым…
— С Половиновым… То Варвара, когда с Непрушиным. Этим как бы раздвоение характера режиссер подчеркивает.
— Надо бы еще раз посмотреть. — Это сказал уже кто-то третий.
— А что… Погода мерзкая. По телевизору ничего интересного. Пошли?
— Пошли.
Ну уж нет, думал Непрушин, они ведь думают, что я полнейший идиот, что мне жизнь не в жизнь, если по морде не дадут, в душу не плюнут. Они ведь что? Они ведь безнаказанность свою чувствуют. Проглотит Непрушин, все проглотит! При нем что хочешь делай! Его в любую дыру сунуть можно, куда больше никто не полезет. Непрушин — сплошной комплекс неполноценности и вечной неосознанной вины! Да… Опустился, сдался, со всеми согласился… Да только не со всем. Не со всем! Есть еще искра божия в душе. Ведь больно ей, родимой, больно. Вечно, что ли, носить эту боль?!
Из желавших посмотреть кинофильм еще раз к кассе Непрушин добежал первым. Но его возбужденный бег, тучи разбрызгиваемых капель, странная спешка — все это утвердило еще колеблющихся в мысли, что надо торопиться. Торопиться! Там, у кассы, наверное, не протолкнешься!
Человек тридцать бросилось за Непрушиным, хотя обогнать его никто не смог. Тут подошел трамвай. Дождь дождем, а сидеть людям дома в воскресенье не очень-то и хочется. Кто в гости, а кто и в кино! Ничего плохого нет в том, что человек в такую дерьмовую погоду захотел сходить в кино. Да если и не хотел, но видит, как толпа прет в кассу, едва успев выйти из зала… Да тут и думать нечего. Так просто в кассу не бросаются!
Трамвай полностью опустел, лишь девушка-водитель с сожалением закрыла двери. Работа! На последний сеанс разве успеть…
— А что? Хороший кинофильм? — спрашивали в толпе, мчавшейся с остановки.
— Во! Кинофильм во!
Понятное дело. Если уж все так бегут, то кинофильм: во!
Возле кинотеатра образовалось маленькое столпотворение. В неположенном месте остановился троллейбус. Из кафетерия выскакивали, не успев допить молочный коктейль. Продрогшая группка возле винного магазина, ожидавшая конца обеденного перерыва, держалась дольше всех, но, так и не дождавшись скрипа двери, неуверенно двинулась к кинотеатру.