Загадать желание
Шрифт:
– Есть, – нехотя признался Арис. – Но я почти уверен, что это не сработает.
Андрей Петрович заинтересованно подался вперед:
– Поделитесь?
– Нет. Пробовать надо не здесь, а, – он неопределенно качнул головой, – там.
– Ясно.
Кожухов разочарованно откинулся на спинку кресла. Некоторое время молча смотрел на нас, потом открыл папку и задумчиво принялся перебирать какие-то бумаги. Неужели нас обманули? Заманили неизвестно зачем…
– Где человек, которого вы нашли? – напомнил Арис.
– Вы
– Но мы надеялись с ним поговорить! – возмутилась я, чувствуя, как растаявшая надежда уступает место злости. – Он единственный может подсказать, что делать! И если вы не хотите, чтобы мы с ним встретились, значит, мы только зря потеряли время!
Взгляд Ариса и легкое прикосновение к плечу заставили меня замолчать. Андрей Петрович вынул из папки и положил на стол несколько черно-белых фотографий, отпечатанных на обычных альбомных листах. Лица – бледные, худые, бородатые – все показались мне неприятными. Какими-то жуткими, словно гипсовые маски. Или это фотографии были неудачными? Смотреть на них не хотелось, что-то было не так, что-то неправильно, и лучше б уж стеклодува действительно привезли сюда – нетрудно ведь было на вертолете…
Раньше, чем я успела просмотреть все фотографии, Горыныч поднял один из портретов, нахмурился, приглядываясь:
– Это он. Только…
– Очень верно вы сказали: «только».
Кожухов вынул из папки новую пачку фотографий, на этот раз цветных. Я было потянулась к ним, но рука замерла в воздухе.
На верхнем снимке человек в старенькой клетчатой рубашке лежал на земле, беспомощно раскинув руки. В кадр попали железнодорожные шпалы, пучок травы, расхристанная сумка, из которой выкатилась пустая бутылка да пара желто-розовых яблок. Лицо человека было худым и бледным, глаза закатились, рот открыт, борода неопрятно встрепана, под шеей и затылком растекается темная лужа.
– Это он, – повторил Арис.
Карточки в его пальцах сменяли одна другую, расплываясь перед моим взглядом сине-красно-коричневыми пятнами. Теперь-то стало ясно, почему такими странными, неприятными казались лица на черно-белых фотографиях – все они были мертвыми.
Андрей Петрович вышел ненадолго – видно, звонил по телефону, сообщая о результатах опознания. А потом принесли чай.
Пахло лимоном, тонко нарезанным на блюдце, и арахисовым печеньем, горкой уложенным в яркую пластмассовую вазочку. Мы втроем дружно размешивали сахар, и тишину заполнил нервный стук чайных ложечек о стенки чашек.
Ни чая, ни печенья уже не хотелось.
Сперва мы думали найти шар желаний в Иванцово, после – рассчитывали на помощь старика-стеклодува. И вот – еще одна надежда рухнула. Я злилась на незадачливого колдуна, который принес в наш мир свои опасные чудеса и теперь умудрился так невовремя умереть, не рассказав, как исправить им содеянное. А сочувствия не было. То ли усталость сказывалась, то ли – последствия общения с Горынычем.
Кожухов отхлебнул чаю и, поморщившись, бросил в чашку кусочек рафинада.
– Вам известно, что еще один город попал в другой мир? – Андрей Петрович дождался, пока мы кивнем утвердительно. – ПГТ Солончак, райцентр в сотне километров отсюда. Население – около пяти тысяч, не считая приезжих.
– Ого! – устало удивилась я. Надо же, пять тысяч колдунов и колдуний! Для мира, который вот-вот разрушится, это, пожалуй, слишком. – И что, там тоже был исследовательский институт?
– Нет. Испытания проводились на полигоне за населенным пунктом, – Кожухов усмехнулся, хлопнул ладонью по папке. – Это закрытая информация, как вы понимаете…
– Неужели нельзя было прекратить исследования после первого случая?
Андрей Петрович развел руками:
– Это, уж извините, не ко мне.
У меня не хватило сил даже возмутиться как следует. И стоит ли? Человек, сидящий напротив нас с Арисом, наверняка точно знает, сколько людей попало в другой мир. И вряд ли для него станет открытием, что трети из них уже нет в живых.
– Значит, все это время у вас были эти самые шары желаний, – я машинально обняла ладонями теплую еще чашку. – Все время, пока мы ходили, искали, пытались все исправить… А вы спокойно продолжали исследования. Вместо того чтобы помочь нам и тем, другим, кто оказался в чужом мире, вы отправили туда еще пять тысяч человек. А ничего, пусть… Чего не сделаешь ради науки!
«Или ради денег», – этого я вслух не сказала.
Повисла пауза, потом, кашлянув, Андрей Петрович отхлебнул остывший уже чай.
– Я понимаю вас, Евгения, но, уверяю, лично я к этим экспериментам отношения не имею. У меня другая специализация.
В голосе послышался упрек. Вполне справедливый, потому что бросаться необоснованными обвинениями – большого ума не надо.
– После происшествия на полигоне в Солончаке, – продолжил Кожухов, – было решено окончательно прекратить эксперименты и изъять опасные образцы. Но, к сожалению, ни один из этих так называемых «исполнителей желаний» не уцелел.
– Ни один? – переспросила я. – Это точно?
– Это та информация, которой я располагаю. Образцов у нас больше нет.
А стеклодув умер, и сделать новые теперь некому. Почему-то мне подумалось, что именно это и послужило причиной для прекращения экспериментов, а вовсе не забота о безопасности мирного населения.
Прямоугольник окна, разграниченный полосами старой рамы и прутьями железной решетки, казался черным.
– Вы уже знаете, кто и почему его убил? – Арис кивнул на папку.