Загадать желание
Шрифт:
– Его нашли четыре дня назад. Документов при нем не было. Нашим сотрудникам удалось выяснить, где убитый проживал последнее время, около года или более, но ни тех самых шаров, ни инструментов для выдувания из стекла на месте не обнаружили.
– Записи какие-нибудь? – без особой надежды спросил Арис.
– Ничего такого, что дало бы ключ к пониманию феномена аномалий. Или к тому, как это явление устранить. Человек, который в последнее время общался с убитым, утверждает, что старик и сам не знал, как все это исправить… Имя Семен Вернигоров
– Семен? – неуверенно переспросила я.
– Он помогал вашему отцу с сайтом и активно занимался созданием базы данных пропавших в аномалии людей. Сейчас он является первым подозреваемым в убийстве.
– Не может быть! – я глянула на Ариса, потом – на Андрея Петровича. – Почему?
– Недавно Вернигорову рассказали о том, как погибла его сестра. Пересказывать вам детали я не стану, скажу только, что услышанное вполне могло вызвать временное помутнение рассудка у человека с чувствительной психикой. Вернигоров решил отомстить за смерть сестры тому, кого считал виновным в происходящем. Выследил его по дороге к станции, где наш стеклодув собирался сесть на пригородный поезд, и убил.
– Он признался? – уточнил Арис.
– Нет. Но у него есть мотив, и на данный момент нет подтвержденного алиби, – Андрей Петрович поднялся, кресло скрипнуло ножками по полу. – Я бы хотел сообщить вам и более приятные новости, но их нет. Честно говоря, я тоже полагал услышать от вас что-нибудь обнадеживающее. По крайней мере, рад узнать, что там, – усмехнулся, – в этом самом другом мире, тоже не сидят, сложа руки. А теперь вынужден попрощаться, мне еще многое нужно успеть сегодня.
Кожухов открыл дверь, вежливо пропуская меня вперед, но Ариса вдруг остановил.
– Валентин Дмитриевич, вы задержитесь, пожалуйста. С вами хотят поговорить.
Спрашивать кто – Арис не стал. В дверном проеме виден был длинный коридор с рядом стареньких стульчиков у стены. Посреди него, освещенная лучами заходящего солнца, застыла тонкая женская фигурка в строгом светлом костюме и маленькой шляпке.
– Эвелина Георгиевна, прошу вас, – Кожухов сделал приглашающий жест, и женщина, словно ожившая картинка, шевельнулась. Громким эхом от голых стен отразился звук каблуков.
Она прошла мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания: опрятная, безупречная, с малюсенькой сумочкой-клатчем у левого запястья. Арис отступил в сторону, пропуская ее, и дверь закрылась, но легкий аромат духов все еще ощущался в воздухе.
– Всего доброго, – Андрей Петрович улыбнулся – одними губами, взгляд оставался серьезным и сосредоточенным. – Если появятся новости – можете просто позвонить родителям и передать им все, что сочтете нужным.
И ушел.
За окнами темнело. Солнце опустилось, рыжие блики на стенах погасли, а под потолком включились лампы. Такие тусклые, что от них болели глаза. Изредка кто-то проходил мимо, но на меня, сидящую на стульчике у стены, не обращали внимания. Только какой-то упитанный мужчина остановился, посмотрел пристально, спросил:
– Вас на ночь устроить?
– Что? Где? – встрепенулась я, не сообразив сразу, что он имеет в виду. А потом испугалась: – Здесь?
– Нет, – мужчина улыбнулся. – Общага сейчас пустует, пристроим вас на ночь там, если надо.
– А… Надо.
– Ну тогда я позвоню, предупрежу. Будете уходить – подойдете. Объясню, как пройти.
– Спасибо, – удивленно поблагодарила я.
Наверное, Андрей Петрович позаботился, сообразив, что дело к ночи.
Арис все не выходил, и сгущавшиеся сумерки навевали мрачные мысли. О том, что стеклодува теперь нет, и «стеклянных чудес», если верить Кожухову, тоже больше нет. А Семена – человека, так много сделавшего для родственников всех пропавших в Иванцово людей – обвиняют в убийстве. И нельзя сказать наверняка, что обвиняют несправедливо.
А еще думала о том, что Алина с Леоном сейчас недалеко от Вереша – там, где появился еще один мертвый город. Наверное, оттуда до сих пор выводят людей. Тех, кто, попав в чужой мир, станут колдунами. И кто, судя по записке Леона, теперь вне закона. Как и сам Леон, и его отец.
Справятся ли новоявленные колдуны с княжескими дружинниками, если тем будет отдан приказ уничтожить выходцев из чужого мира, всех, без разбору?
Дверь открылась резко. Горыныч вышел – мрачный, спокойный. Я подскочила и, забросив на спину рюкзак, пошла рядом с ним по коридору. Но, сделав несколько шагов, не удержалась – оглянулась.
В кабинете, скупо освещенном потолочной лампой, неподвижно сидела у письменного стола женщина в светлом костюме: изящная ручка подпирает подбородок, губы задумчиво сжаты, и тень от полей шляпки прячет глаза в непроглядной черноте.
На улице – темно и прохладно. Уютный свет фонарей. Такой привычный, родной, что щемит сердце. Яркие желтые пятачки на асфальте чередуются с синеватыми тенями. Шорох ветра, далекая музыка. Голоса. И пустая-пустая улица.
Я иду рядом с Арисом – почти в ногу. Это легко – он не торопится. Задумчиво смотрит куда-то вперед, на убегающую вдаль дорогу, и наверняка перебирает в памяти разговор с той красивой женщиной, которую мне даже мысленно сложно назвать его мамой.
Может, это лишь праздное любопытство, но… знать бы, о чем они говорили!
– Арис!
Подождала, пока он посмотрит на меня, и спросила:
– Что-то случилось?
– Карина пропала.
– Карина?
– Моя сестра, – досадливо щелкнул языком. – Угораздило ее… в Солончак.
Я вспомнила ее – беспечную темноволосую девчонку, которая вот так запросто, второй раз в жизни увидев Горыныча, назвала его братом. Оставалось надеяться, что люди раславского воеводы вовремя встретят новоявленных колдунов и колдуний, и с сестрой Ариса ничего не случится.