Загадай желание
Шрифт:
– Сережа...
– прошептала Света, зеленым привидением уплывая в комнату.
– Сережа...
Он вспомнил сцену на остановке и у него зашумело в ушах. Он никак не мог оторваться от стены прихожей, а Света что-то делала в комнате и еле слышно шептала:
– Сережа... Сережа...
Он, наконец, пересек прихожую и остановился у дверного проема, и осторожно отвел в сторону занавеску с аистами, кувшинками и восходящим солнцем. Зеленое платье лежало на полу, беспомощно раскинув рукава, а Света с закрытыми глазами
"Боже, что я делаю!
– в смятении подумал Корин, не в силах оторвать взгляда от почти обнаженной загорелой женской фигуры с ослепительно белыми маленькими грудями и ослепительно белой полоской трусиков.
– Что я делаю, сволочь я распоследняя?! Что же я, гад этакий, делаю?.."
Он отшатнулся от занавески, сел на корточки, притиснул кулаки к потному лицу.
– Пусть все будет, как прежде! Слышите, кто вы там? Пусть все будет, как прежде!
Он говорил тихо, боясь, что услышит та, которая сейчас делает что-то невероятное в комнате, услышит, выйдет, ударит его по гнусной скотской морде, плюнет в бесстыжие глаза и уйдет, навсегда уйдет, хлопнув дверью.
– Гос-споди!
– испуганно и недоуменно выдохнули в комнате. Гос-споди-и!..
Легкий шорох, легкие шаги... Света зеленой птицей влетела в прихожую и одарила его насмешливым и чуточку недоверчивым взглядом.
– Ты что, Сереженька, зелья приворотного наварил, что ли?
Она стояла над ним, почти касаясь его лица подолом платья, и у него хватило сил поддержать ее иронический тон, хотя выть ему хотелось от стыдобы.
– Да уж наварил, дорогая. Все лучше, чем самогонением заниматься. И помогло, опять же: в кои-то веки посетила.
Света надела босоножки, сказала, охорашиваясь перед зеркалом:
– Дурачок. Рецепт у тебя неправильный, - а смотрела все-таки
с недоумением и испугом, но говорила ласково, хоть голос и звучал ненастроенной гитарой.
И ушла. Тихо и плотно закрыла дверь - и исчезла. Трубой похоронного оркестра загудел лифт. Лязгнули дверцы, и не хватало только монотонного голоса: "Осторожно, двери закрываются", - в котором обычно звучит такая безысходность, словно двери эти закрываются навсегда.
Корин не посмел даже выйти на балкон, чтобы увидеть ее в свете бетонного остолопа-фонаря, чтобы услышать стук ее босоножек - он так и остался сидеть в прихожей, и долго там сидел у стены, созерцая невинных аистов, невинные кувшинки и невинное новорожденное солнце, и задавая себе всего лишь один вопрос:"А не скотина ли я?"
С этим безмолвным и безответным вопросом он наконец и лег на
диван, устроился на приготовленных заранее и совсем по другому
поводу подушках и простыне, да еще и накрылся одеялом, и все слушал и
слушал будильник, причитающий с тумбочки: "Да-да-да, ско-ти-на,
да-да-да..."
Потом
3.
Проснулся он задолго до звонка будильника, проснулся с неприятным ощущением и сразу вспомнил: "Света..." Не хотелось вставать и идти на работу, и пугал необычный д а р, и в то же время не терпелось проверить, остался ли он или исчез так же внезапно, как и появился. Корин начал соображать, что бы этакое пожелать, но
в голову ничего путного не лезло и он включил телевизор, погладил брюки под аккомпанемент передачи "Сто двадцать минут", оделся и пошел на кухню пить чай.
Д а р мог быть неведомым доселе качеством, данным от природы, и проявившимся внезапно под воздействием какого-нибудь космического
излучения. Кто знает, может быть, граждане Ингульска переборщили с
дезодорантами - и прорвался озонный щит над городом, и губительный
ультрафиолет ринулся к земле и включил что-то в его, Корина, мозгу?
А может быть, это последствия Чернобыля? Или стал он невольным
участником опытов, которые, возможно, проводились в закрытом НИИ,
мимо серого здания которого Корин ежедневно шагал на работу? Кто знает... В конце концов, Корин считал себя писателем-фантастом и потому запросто предположил, что д а р передан ему извне, индуцирован в порядке эксперимента разведчиками с инопланетной "летающей тарелки" или, скажем, предоставлен во временное пользование исследователями земной цивилизации, проживающими в Большом Магеллановом Облаке.
Он ехал сначала автобусом, а потом троллейбусом, а потом шел по уже залитой солнцем улице, направляясь в свое учреждение.
– Здравствуйте, Сережа. О чем задумались с утра?
– Да так, размышляю о загадках мироздания. Доброе утро, Екатерина Максимовна.
Екатерина Максимовна работала в соседнем отделе и отличалась тем, что во всеуслышанье бичевала почерпнутые из периодики наши промахи, упущения и недостатки, ратовала за высылку всех пьяниц на Сахалин для принудительной работы в интересах народного хозяйства, сетовала на ликвидацию ежовых рукавиц, терпеть не могла незамужних женщин, а еще она была председателем профкома.
Для Корина главным в этой полной молодящейся блондинке бмло именно последнее. Корин очень хотел получить квартиру, но занимал восьмое место в общей очереди состоящих на квартирном учете, и не имел никаких льгот, а значит и никаких перспектив на текущую и даже следующую пятилетку.
Они пересекли улицу и вышли на финишную прямую - большая стрелка часов на почтамте готовилась добраться до вершины циферблата - и Корин с надеждой спросил, предварительно загадав желание:
– Когда же квартира мне светит, Екатерина Максимовна?