Загадка 1185 года. Русь - Восток - Запад
Шрифт:
Милан, разрушенный Фридрихом Барбароссой. Шарль Сенобос «Сцены и эпизоды из истории Германии». Конец XIX – начало ХХ в.
Фридрих не отступал. Ему казалось, что восстановление его власти в Италии – лишь дело времени. Но его победы оказывались эфемерными. За ними обязательно следовало новое восстание. Итальянские города боролись за свое существование, Фридрих – за империю. Экономически итальянские коммуны были более развиты,
Кремона была наконец взята. Жителям было разрешено покинуть город, унося с собой лишь то, что можно было взять в руки. После этого в него вошли германские войска. Они разграбили Кремону, а затем разрушили ее.
Но Милан сопротивлялся. Только в марте 1162 года, измученный голодом, лишившийся надежды, город решил сдаться. Если миланцы проявили упорство, то и Фридриху нельзя было отказать в настойчивости. Он понимал, что, пока существует непокоренный Милан, Италия не сдалась.
Император отказался обсуждать условия сдачи с консулами Милана – он потребовал безоговорочной капитуляции.
Фридрих Барбаросса вторгается в Милан, март 1162 г. Гравюра. XIX в.
Еще неделю тянулось ожидание. Миланцы понимали, что милости от завоевателя ждать нельзя. Но и продолжать сопротивление они не могли. Поэтому через неделю в ставку императора пришли все именитые люди Милана с непокрытыми головами, с ключами в руках.
На следующий день из городских ворот вышла длинная процессия. Все граждане Милана шли босые, с петлей на шее; головы их были посыпаны пеплом. В середине процессии двигалась повозка – символ города Милана. На ней было укреплено знамя города с изображением святого Амвросия.
Перед возвышением, на котором стоял трон Фридриха, процессия замерла. К ногам императора кинули знамена цехов и кварталов. Затем к трону приблизилась повозка. Фридрих поднял руку. По этому знаку загремели трубы, которые, по словам очевидца, «звучали как похоронная песнь над погибшей гордостью Милана». Повозку опрокинули, и священное знамя сорвали с нее.
Миланцы опустились на колени.
Фридрих сидел с каменным лицом, казалось не слыша стенаний поверженных врагов.
После того как миланцы трижды обратились к императору, он поднялся и произнес свой приговор: он прощает жителей города, но не прощает сам город. Стены Милана должны быть разрушены, дома снесены. Никто никогда не будет жить в нем. Сами миланцы должны уйти из города, но консулы, судьи, знатные рыцари, старейшины торговых и ремесленных гильдий остаются у Фридриха заложниками.
Началось разрушение Милана.
Но оказалось, что это выше сил победителей. Были снесены стены и некоторые башни, по центральной площади проведена символическая борозда – свидетельство того, что города больше нет.
Но город остался. И остались в нем жители, а значит, сохранилась жажда освобождения и мести. Потратив три года на осаду и победив Милан, Фридрих не добился победы. Судьба Милана лишь умножила число его врагов.
Имперская политика Фридриха разоряла не только Италию – она высасывала средства и из Германии, где частые и длительные отлучки императора усиливали брожение и раздоры между князьями. Росло недовольство и в городах. Жители крупнейшего из них, Майнца, восстали и убили архиепископа, который правил городом от имени императора.
Пока Фридрих, вернувшись в Германию, вновь занимался внутренними делами, его контроль над Италией ослабел. Воспользовавшись этим, Александр III в 1165 году освободил итальянские города от вассальной присяги Фридриху.
Фридрих был связан обязательствами, которые сам на себя наложил. Поражения ничему его не научили. Богатая Ломбардия не могла быть покорена. Но Фридрих вновь и вновь с бычьим упрямством вел своих рыцарей на юг.
Умер его «карманный» папа, а Александр III с помощью норманнов и византийцев укреплял свою власть. Союз против Германии налаживали итальянские города. Даже города, обычно стоявшие в оппозиции к Милану, вступили с ним в переговоры. К союзу склонились Брешия, Мантуя, Кремона, близки к нему были Венеция, Верона и Болонья.
И поэтому осенью 1166 года, так и не уладив дела дома и не смирив Генриха Льва, который все прочнее укреплялся на севере Германии, Барбаросса вновь поспешил в Италию.
После отчаянных боев императорской армии удалось взять Рим. Александр III в одежде паломника бежал на юг, а в Риме воцарился очередной антипапа Пасхалий III, привезенный в немецком обозе. Теперь можно было снова двинуться на непокорный Милан и наказать его за то, что он посмел восстановить свои стены.
Но тут жаркое итальянское лето нанесло удар – в переполненном паломниками и солдатами грязном, пыльном Риме вспыхнула эпидемия холеры. Болезнь косила не только жителей города, но и германскую знать. Даже канцлер империи архиепископ Райнальд стал ее жертвой.
Видя, что войско уменьшается, Фридрих вынужден был отдать приказ к отступлению на север.
Остатки армии, волоча за собой больных и обозы, отошли к Павии. Отступление превращалось в бегство. Со всех сторон доносились вести о том, что города отказываются признавать империю и высылают отряды, чтобы окружить слабую армию императора и уничтожить ее.
Горожане заново отстраивают разрушенный Фридрихом Барбароссой Милан. Фрагмент фриза Римских ворот. Италия. XII в.
Огрызаясь, как загнанный волк, Фридрих спешил к альпийским перевалам, чтобы вырваться из ловушки. Днем и ночью приходилось отражать нападения итальянских отрядов. К счастью для Фридриха, города не успели создать общее войско.
Когда Фридрих понял, что ему не прорваться к перевалам, он решился на меру, которая будет применена через много столетий, во время Второй мировой войны, нацистами в оккупированных странах.
На каждом привале Фридрих приказывал вешать знатных заложников, которых он взял в Риме и других городах. И он поклялся, что, если итальянские отряды не прекратят его преследовать, он перевешает всех заложников, до последнего.
Эта жестокая мера помогла. К концу зимы 1168 года с жалкими остатками войска Фридрих вернулся домой.
Италия торжествовала. Были временно забыты распри. Всем казалось, что упрямый император никогда уже не посмеет вновь прийти в долины Ломбардии. Александр III в очередной раз возвратился в Рим и благословил Ломбардскую лигу городов. «Нет сомнения, – писал он в своей булле, – что вы заключили на благо этот союз мира и согласия и, соединившись, сбросили с себя иго рабства».