Загадка «акулы». Научно-фантастические рассказы
Шрифт:
Сзади послышались грузные шаги препаратора.
— Приготовьте для опыта этих, — сказал Борис, указывая на животных.
Он вернулся в лабораторию. Евгений, перебрасываясь шупками с другими сотрудниками лаборатории, позвякивал пробирками. Сегодня его тяжелая артиллерия — ультразвуковые аппараты, колонки для электрофореза, суперцентрифуги — бездействовала. Фермент, который он выделял из бактерий, был изготовлен в достаточном количестве. Оставалось Исследовать еще дополнительное количество нуклеиновой кислоты, и можно будет начинать Большой опыт.
Борис придвинул к себе одну из колб и стал болтать в ней стеклянной
«Как тесно связана фантазия с реальностью! — думал он. — Стоит правильно увидеть фантастическое, и легко представляешь его уже сбывшимся. Стоят по-особому взглянуть на реальность, и поражаешься ее фантастичности».
Он смотрел на белые нити, наматывавшиеся на палочку. Это была дезоксирибонуклеиновая кислота, ДНК.
Три буквы, которыми пестрели учебники генетики, оэначали иногда печаль или надежды, страдания или радость. Потому что в ДНК, в построении ее молекул, заложена программа последовательности соединений и реакций в клетке, начало тех удивительных превращений, которые приводят к образованию индивидуальных черт, особенностей живого организма. С ДНК связаны цвет глаз, профиль, форма ноги и то, что называют предрасположением к той или иной болезни, а иногда и сама болезнь, — уродства, размягчение костей, — плухота, слепота, безумие.
И разве не было фантастичным, что это могучее и грозное вещество, незаметные изменения которого приводили к стойким наследственным изменениям, он, Борис, и его товарищи искусственно производили в колбах, наматывали на стеклянные палочки, изменяли в соответствии со своими планами?
Вот и ДНК, которую он сейчас наматывал на палочку, искусственно изменена. Она должна вызвать у лысых кроликов рост шерсти и прекратить дрожание ног у собаки-урода. Она должна вернуть в норму ДНК, содержащуюся в клетках этих животных. Если опыт удастся, можно будет перейти к лечению людей. Правда, получать ДНК с направленными изменениями все еще не так просто. Для этого в колбу помещают фермент, немного готовой ДНК определенного вида, которая послужит затравкой — образцом, по которому должна происходить постройка, и «кирпичики» — составные части нуклеиновой кислоты, ее азотистые основания. Состав «кирпичей» слегка изменен. Фермент не замечает этого небольшого несоответствия и начинает трудиться. Он соединяет «кирпичи» между собой в той же последовательности, в какой они соединены в образце. ДНК выходит по типу затравки и в то же время измененная. Затем ее исследуют.
Раньше это была самая тяжелая и долгая работа, теперь же, когда в лаборатории установлен «РИК», самая простая и быстрая. Если изменения близки к заданным по программе, ДНК вводят подопытным животным.
Но в том-то и беда, что изменения всегда бывают приближенными к заданным. Ведь нельзя высчитать с точностью до одного количество всех измененных «кирпичиков» в реакции и то, насколько они должны быть изменены. Незначительных отклонений бывает достаточно, чтобы испортить всю работу.
Борис очистил полученную ДНК и понес ее к регистратору. Затем включил анализатор. В окошке вспыхнула красная зубчатая линия — заданная по программе.
За ней проходила лента регистратора, и зубцы все время сравнивались. На глаз казалось, что зубцы совпадают.
Но Борис знал, что когда он посмотрит фото, на них будут видны небольшие отклонения.
Он тяжело вздохнул: «Без неточностей не обойтись. Мы всегда приближаемся к истине, к идеалу и никогда не достигаем их. Надо довольствоваться тем, что возможно».
В лаборатории появился высокий седой, с юношеской гибкой фигурой профессор Ростислав Ильич. Он подошел к Борису и задышал над его ухом. Потом оказал, обращаясь ко всем:
— Будем вводить животным основную порцию. А Борис Евгеньевич тем временем проверит и приготовит дополнительное количество.
Прошло несколько недель. В первое отделение вивария все лаборанты ходили по несколько раз в день. Некоторые уже отмечали в состоянии подопытных животных изменения, и как раз те, которых добивались. В лаборатории установилось особое настроение, смесь торжественности и нетерпения.
И внезапно погибли два кролика. От чего? Установить пока не удалось. В эти дни Ростислав Ильич и Борис ходили с красными от бессонницы глазами. Часто билась лабораторная посуда, но не к добру.
У самого входа в виварий Борис столкнулся с Евгением.
— Слушай, Борька, — заговорщицки зашептал тот. — Давай сегодня смоемся пораньше. В «Комсомольце» идет новая комедия.
Борис ничего не ответил. Но ведь от Евгения не отцепишься.
— Говорят, там такие коллизии…
Борис вскипел:
— Как ты можешь… сейчас?!
Он вошел в виварий, осмотрел подопытных. Еще два кролика выглядели плохо. Зато на остальных заметно стала отрастать шерсть.
Он смотрел на них и в который раз представлял себе истерзанных, отчаявшихся людей, разуверившихся в исцелении… Его размышления прервал голос Евгения:
— Разрешите узнать, какие великие мысли готовится извергнуть ваш мозг?
Борис даже побелел от злости. Или разругаться серьезно или… Он повернулся к Евгению и, сдерживая себя, очень спокойно произнес:
— Понимаешь, я подумал о том, что мы уже на подступах, а тем временем все еще гибнут люди. И в каких мучениях! Ты представляешь, что это такое размягчение костей или врожденный идиотизм… Или еще что-нибудь…
Евгений двинул бровями, видимо, хотел отшутиться и вдруг насупился:
— У соседки девчонка. Восемь лет, не говорит ни слова. А в глазах смышлинки играют, и часто — боль… Без всякого перехода oн добавил: — Мы могли бы оставаться на два часа после работы. А что, думаешь, видишь ли…
Teпepь невольно улыбнулся Борис: против характера Евгения годы бессильны. Другие стареют, меняются, становятся цельнее или хотя бы скрытнее, а этот такой же, каким был в институте. Мечется во власти настроений, берется TO за одно, то за другое.
Он ушел в лабораторию и углубился в работу. Через несколько минут над самым ухом раздался шепот:
— Ну, старик, так смоемся в кино?
— Хэлло, Хью!
Хьюлетт не обернулся. Он и так знал: там, позади, в полуоткрытую дверь протиснулся сухой, как вобла, в потертом пиджачишке сэр Рональд Тайн — один из самых влиятельных ученых, в котором отлично уживались хитрость маклера, точный расмет математика и фантазия поэта.