Загадка акваланга
Шрифт:
— Подумать только! Полтора рубля за деталь! — изумился Корнеев. — А куда финотдел смотрел?
— Как обычно. Ты бывал в этом финотделе?
— Да заходил как-то.
— Понятно. Так вот, акт по проверке кооператива мне приносила этакая девчушка-пичужка. Думаю, ее не очень трудно надуть, а не надуть — так купить.
— Что-то ты больно категоричен.
— Редко кто в наше время выдерживает испытание деньгами, а тут еще и запрещение работникам фин-органов работать в кооперативах по трудовому соглашению… Но выход находится. Устраивают туда родственников, возлюбленных, да и небольшой ежемесячной взяткой не гнушаются. И вообще, следят-то они только за правильностью уплаты налогов,
— Это значит, что на совесть работников завода рассчитывать уже не приходится?
— Вот именно. Придется еще покопаться в документах «Сатурна». Не верю, что там нет финансовых нарушений. Надо и «мертвых душ» по ведомостям поискать, хотя это уже была бы явная наглость.
— Ох, видать неспроста утонул бухгалтер! — подвел итог Корнеев.
— Неспроста, да и не вовремя, — поддержал его капитан.
Отсутствие хозяина дома не сказалось на щедрости стола. Впрочем, к еде почти никто не притрагивался: рыбным изобилием на Каспии никого не удивишь, а тонкие розоватые ломтики буженины все равно уступали нежной, маслянистой, тающей во рту осетрине. Потянувшись с пьяной неловкостью за бутылкой «Пшеничной», Даулет Сербаев неожиданно опрокинул ее. Глухо звякнув, она упала горлышком в низкое широкое корытце с икрой, и водка забулькала в аспидно-черыую бугорчатую массу.
— А, хрен с ней, — успокоил сам себя Сербаев, — все равно никто ее не ест.
Икра в Гурьеве в открытую продавалась у браконьеров почти за бесценок.
Даулет перехватил бутылку, лихо наплескал в фужер и, не оборачиваясь, свободной рукой крепко сжал тугую коленку хозяйки дома. Та даже не шелохнулась, казалось вовсе не заметила грубого ухаживания соседа. Пышная грудь ее дышала ровно, но скуластое, розово-смуглое от загара лицо выглядело усталым. Меньше всего она была похожа сегодня на себя — всегда кокетливую, голубоглазую Светик.
Сидящие напротив Юлеев и Фришман то угрюмо прятали глаза, то застывали неподвижно, тупо уставившись в простенок. На водку, в отличие от Сербаева, они не налегали. Наконец, Ефим несколько раз шмыгнул косом и, почему-то пугливо озираясь, сказал:
— Знаешь, Света, ей-богу, можно поверить, что Ленька решил утопиться от ревности. До него, наверно, дошло, что ты путалась с Даулетом…
— Полегче, ты, сморчок, — погрозил увесистым, с хорошую булыгу, кулаком Сербаев.
Светлана пропустила мимо ушей перепалку компаньонов. Было не до эмоций. Фришман решил поддержать разговор:
— В конечном счете, нас интересует одно: были ли при Леньке полученные сто тысяч, а если нет, то куда он их девал. Не верю, чтобы такая кобра, как ты, не знала его планов… Ясно, как день, что он готовился заранее, раз заказал в банке вместо сорока тысяч сто. А марку, которую он мне дал, чтобы вам глаза замазать, можно только на голую задницу лепить. Мне знакомый филателист сказал, что это купон от одной из гербовых марок.
— А ты куда смотрел, паскуда! — взревел подогретый еще одним фужером Даулет, топивший в водке обиду на Светлану, не разделявшую его чувств.
Губы Светланы брезгливо вздрогнули, она смахнула руку ухажера со своего колена.
— Можно подумать — ты много видел банковских марок!
— А-а-а, мать их!..
— Вот и я столько же. Все финансовые дела вел Ленечка, и надо сказать, они у него были в порядке. — Фришман тяжело вздохнул и продолжил, едва не всхлипывая: — А теперь у нас на счету девятьсот рублей, и я не представляю, как перечислять налог с прибыли за второй квартал. А подоходный платить?.. В течение месяца нужно подать декларацию. Неуплату налога не прикрыть никакими взятками… Вот, разве, соцстрах может подождать… Пока в обкоме профсоюза очухаются — мы, может, чего и накрутим.
— Накрутим, — прошипел, передразнивая его, Юлеев, — колючую проволоку на интересное место… Я уже вам, долдонам, говорил, что на заводе комиссия. Больше необмотанный товар принимать не буду! — распалял себя Ефим. — В БХСС только и ждут, чтобы сцапать с поличным. Боюсь, дело наше горит синим пламенем.
— Всего-то и урвали вшивые копейки. А какие дела могли бы быть! — пьяно сокрушался Даулет.
— И какого я связался с вашим недоделанным «Сатурном», — снова заныл Ефим. — Пора уже по норам… Хорошо, хоть за полгода сдернули тысяч по тридцать, а бухгалтерия ваша меня не касается. Тылы на заводе я обеспечил надежные, а вот как ты, Борис, допустил, чтобы Ленька сто штук хапанул — просто в голове не укладывается!
— А им в банке что! — злобно окрысился Фришман. — Денег сняли не больше, чем на счету было. Остальное — наши проблемы… Подпись мою Леньке не впервой подделывать — мы постоянно друг за друга расписывались. Он наверняка в банке всех, кого надо, подарками замазал. Нам теперь для того, чтобы хоть по нулям раскрутиться, надо внести тысяч сорок паевым взносом. У государства долго на крючке не повисишь — разгибать надо, и быстро. Значит так, по десять тысяч каждый — вносим завтра… И тебя, Светуля, это касается. Ясно-понятно, где Ленечка на черный день денежки хранил. Не уплатим налоги — все погорим. Самое большее через месяц нас заметут.
— Это меня-то заметут? — отчетливо разделяя слова, пренебрежительно сложила полные яркие губы Светлана. — Я в ваших делах посторонняя.
— Не совсем, Светуленька, — ехидно заулыбался Фришман.
— Ну, оформлялась к вам в «Сатурн» рабочей, всего и делов… И Ефим — рабочий. Не знаю, как товарищу ревизору, — она, усмехаясь, покосилась на Даулета, — а вам, господин председатель, раскошеливаться придется. Денежки-то нравилось грести?.. Забыл, как Леня тебя из овощного лотка в хозяева поднял?.. Выбился в люди — так держи марку, — голос Светланы отвердел, налился металлом. — Да ты, мой сладкий, должен был за каждым дворником смотреть, если он в деле, не говоря уж о таком жуке, как Леня. А проморгал — плати. Денег я не дам, — она коротко ударила ладонью по крышке стола так, что откликнулись рюмки и фужеры, потом поднялась, подошла к вмонтированному в стену бару и открыла его. — Вот мое заявление о расторжении трудового договора с «Сатурном», а вот здесь, в: картонной коробочке, — она сунула все вместе Фришману, — круглая печать и угловой штамп кооператива, это Леня оставил… А ты что, мурло, руки распустил, — она секанула ребром ладони запястье Даулета, — уцепился, как за свое!.. Хватит, ребятки, дружить — давайте разбегаться.
— Ты с-смотри, царица болотная! — Сербаев даже слегка побледнел от боли, пот градом катился по его лицу. — Как в койку — так Даулетик, а как деньги вносить — товарищ ревизор?.. Да где у меня деньги?.. Семью хорошо кормил, тебе кольцо дарил. Что оставалось — пропил. Вы же знаете, ребята, — бешеными мутными глазами он обвел сидящих, — что у меня ни копейки за душой. Кончится наша работа, я больше месяца не продержусь. Заглохло с заводом — давайте, как раньше «швейку» гнать. На одних сумках проживем. Вы только внесите за меня, я потом с лихвой рассчитаюсь. С работы возьмете. Все буду отдавать. Себе чтобы только не сдохнуть… И ты, Ефим, не крысься. Как получать — так кооператор, а как отдать — заводчанин. Платить — так всем… Думаете, Даулет пьяница, ничего не понимает?.. Надо еще разобраться, почему у Бориса со зрением так плохо — не заметил сто тысяч у Лени в портфеле… Почему не поинтересовался у банковских?