Загадка Безумного Шляпника
Шрифт:
– Самое сложное в кражах манускриптов и всяких редких книг, – продолжал Хэдли, – в том, что вы не можете выследить укравших их негодяев, как обычного вора. В случае кражи драгоценных камней, столового серебра и даже картин это довольно просто. Нам известны все ссудно-закладные ломбарды и скупщики краденого. Но с рукописями и всякими древними книгами это не помогает. Когда вор крадет что-нибудь подобное, он уже знает, кому конкретно сбудет добычу, а скорее всего, действует по заказу. Так или иначе, можно быть уверенными, что уж покупатель-то не проболтается. – Старший инспектор задумался. – Вмешательство в это дело Ярда осложняется еще тем, что украденная у Биттона рукопись была… так сказать… Словом, у него были весьма сомнительные права на нее.
– Понятно, – пробормотал доктор. – И что это за рукопись?
Хэдли медленно взял свой стакан и тут же опустил его. Никто, а тем более бизнесмен, продолжавший в одиночестве пить за своим столиком в углу, не был готов к еще одному шумному вторжению в бар. По медным прутьям лестницы загремели чьи-то шаги. Высокий человек в пальто с развевающимися полами стремительно ворвался в помещение. Бармен покорно вздохнул, стараясь не обращать внимания на бешеный взгляд незнакомца, пробормотал: «Добрый день, сэр Уильям» – и снова принялся усердно протирать стаканы.
– Никакой он не добрый! – яростно возразил сэр Уильям Биттон. Он сорвал с лица конец своего белого шарфа, влажного от тумана, и со злобой поглядел на несчастного бармена. На голове Биттона вздымались густые седые волосы, напоминая пышную пивную пену. – Это проклятый день, вот что это! А, Хэдли, привет! Послушайте, нужно что-то делать, это же положительно невозможно! Говорю вам, я не стану… – Он шагнул поближе к их столику, и его взгляд упал на газету, которую отодвинул доктор Фелл. – Значит, вы о нем читаете, да? Вы читаете об этом подлеце, который крадет шляпы?
– Ну, успокойтесь, успокойтесь, мой друг! – воскликнул Хэдли, нервно оглядываясь но сторонам. – Садитесь, старина. Что такого он вам сделал?
– Что он мне сделал?! – возопил сэр Уильям с убийственной вежливостью. Он приподнял прядь своих белоснежных волос. – Сами видите, что он сделал. Это произошло полтора часа назад, а я все никак не могу успокоиться. Я трясусь от злости, стоит мне подумать об этом. Прямо перед моим домом… стоял мой автомобиль… а шофер пошел купить сигареты. Я выхожу к машине… Вокруг сплошной туман… И вдруг вижу какого-то воришку, который засунул руку в карман дверцы внутри автомобиля. Я кричу: «Стой!» – и вскакиваю на подножку машины. Тут подлец вытягивает руку и… – Сэр Уильям задохнулся от ярости, что, впрочем, не убавило пыла его красноречия. – Сегодня днем у меня было назначено три встречи. Две из них в Сити. Я должен был нанести свои ежемесячные визиты. Один – лорду Тэрлоттсу, другой – племяннику, а третий… не важно… Но я не смог никого навестить, потому что у меня не оказалось ни одной шляпы! И будь я проклят, если заплачу три гинеи за третью, чтобы этот мерзавец мог… Что он сделал мне?! – прерывая себя, в крайнем возмущении проревел сэр Уильям. – Он стащил с меня шляпу, вот что он сделал! И за три дня это уже вторая шляпа, которую он украл!
Джентльмен в углу тихо крякнул, уныло покачал головой и поспешил вон из бара.
Глава 2
РУКОПИСИ И УБИЙСТВО
Хэдли постучал по столу.
– Пожалуйста, двойное виски, – сказал он официанту. – А вы все-таки присядьте и постарайтесь успокоиться. А то люди уже думают, что здесь настоящий сумасшедший дом… И позвольте мне представить вас своим друзьям…
Сэр Уильям нечленораздельно поздоровался и нервно кивнул каждому. Усевшись, он вновь начал громко возмущаться:
– Это выводит меня из себя. Я просто с ума сойду! Мои визиты! Я совершаю их регулярно – каждый месяц, никогда не пропускаю. Единственное, почему я сюда пришел, – мне позарез необходимо было с вами увидеться, даже если бы я был без обуви! Ха! У меня в доме больше нет ни одного головного убора. Подумать только! Старые дочь уговорила меня отдать камердинеру, да я не надел бы их даже в хлев. И только на прошлой неделе я купил себе две новые шляпы – цилиндр и фетровую. И пожалуйста: в субботу вечером этот маньяк сдернул с меня цилиндр, а сегодня днем – фетровую! Черт побери! Я их даже не поносил! Говорю вам… – Он вскинул недовольный взгляд на официанта: – Что такое?! А, виски… Один глоток, достаточно. Моя дочь говорит: «Почему бы тебе не поймать его?» Чтобы я гонялся за своими шляпами?! Еще не хватало! Но Шейла такая бестолковая. Впрочем, она никогда умом не блистала.
Брызжа слюной, он откинулся на спинку кресла и взял стакан с виски, а Рэмпоул внимательно смотрел на него. О вздорном характере этого человека ходили самые невероятные слухи. Шовинистические газеты частенько писали о его карьере: как в восемнадцать лет он начал работать в магазине тканей, а в сорок два организовал парламентскую партию, был страстным приверженцем курса на вооружение при одном из правительств и постепенно терял свои позиции, так как продолжал требовать усиления военного флота в послевоенный, мирный период. Он был королем шовинистов. Его речи были полны преувеличенного восхваления Дрейка и старой доброй Англии. И он до сих пор писал письма, где всячески поносил нынешнего премьер-министра. Но самая бурная активность сэра Уильяма пришлась на предвоенный период, а полностью он отошел от общественно-политической жизни в возрасте сорока пяти лет. Сейчас перед Рэмпоулом сидел человек, едва переваливший за семь десятков лет, энергичный, худощавый, с торчащей из воротника длинной шеей и с невероятно злобными и проницательными глазками. Он беспокойно постукивал по столу длинными тонкими пальцами. Его худое, костлявое лицо с высоким узким лбом и с тонкими подвижными губами – это был рот оратора – энергично выражало негодование пополам с нетерпением.
Внезапно сэр Уильям поставил стакан и, прищурившись, уставился на доктора Фелла.
– Простите, – заговорил он порывисто, но очень четко выговаривая все буквы, – но я не сразу расслышал ваше имя. Вы доктор Фелл, не так ли? Доктор Гидеон Фелл? А, я так и думал. Давно хотел с вами встретиться. У меня есть ваши сочинения о сверхъестественном в английской литературе. Но эта проклятая история с шляпами…
Хэдли сухо заметил:
– Думаю, на данный момент мы уже довольно наслышались о шляпах. Вы понимаете, что на основании рассказанного вами Скотленд-Ярд не может предпринять официальное расследование. Поэтому я и пригласил доктора Фелла. Он неоднократно нам помогал. Но сейчас не время подробно останавливаться на его методах. Лично я не из тех глупцов, которые не доверяют сыщикам-любителям. А это дело как раз в его духе. Так или иначе… – Казалось, старшего инспектора встревожила мелькнувшая у него мысль. Он глубоко вздохнул, а его серые глаза стали почти черными. Затем продолжал ровным голосом: – Джентльмены, я также не из тех глупцов, которые считают себя исключительно практичными. Минуту назад я сказал, что мы достаточно много слышали о шляпах. И я действительно так думал до того, как увидел сэра Уильяма. Но вторая кража его головного убора… Вам не кажется, что она каким-то образом (не скажу, что понимаю, каким именно) может иметь отношение к краже рукописи?
Сэр Уильям хотел было громко запротестовать, но только еще более сощурил глаза, отчего они едва не скрылись в глубоких морщинах, и промолчал.
– Я, конечно, думал, – пророкотал доктор Фелл, подзывая официанта и указывая на свой пустой стакан, – что пресловутая кража шляп нечто большее, чем просто чьи-то глупые выходки. Можно допустить, что какой-то вертопрах увлекается коллекционированием украденных головных уборов: полицейского шлема, адвокатского парика и вообще любых живописных головных уборов, с тем чтобы затем с гордостью продемонстрировать их своим друзьям. Подобные склонности я заметил у американских студентов, когда читал лекции в США. Там они предпочитают собирать различные вывески и плакаты, которыми украшают стены своих комнат… Не так ли, мой друг?
– Да, – улыбаясь, кивнул Рэмпоул. – Иногда это доходит до невероятного. Я знал одного парня, который побился об заклад, что средь бела дня утащит с угла Бродвея и Сорок второй улицы указательный уличный знак. И сделал это! Он надел комбинезон, повесил на одну руку ведерко с краской, а в другой нес короткую лестницу. Потом прислонил лестницу к столбу, залез на нее, открутил гайки, которыми знак кренился к столбу, и спокойно ушел с ней. В это время мимо проходили тысячи людей, но на него даже никто не взглянул.