Загадка Безумного Шляпника
Шрифт:
Лондонский Тауэр…
Над Белой башней реяло знамя с тремя норманнскими львами, водруженное Вильгельмом Завоевателем. В водах Темзы отражались крепости Тауэра из светло-серого камня, который доставляли морем из французского порта Кана. И здесь, с башни Святого Юлия, еще за тысячу лет до составления земельной описи Англии, римские стражники выкрикивали ночное время.
Ричард Львиное Сердце расширил ров вокруг квадратной по форме территории крепости в четырнадцать акров, усилив ее двумя кольцами наружной и внутренней крепостных стен. Сюда торжественно въезжали короли, сверкая латами и алыми нарядами. Эдвард Гроза Скоттов – перед ним вносили в Вестминстер крест, Эдуард Третий наклонялся, чтобы поднять дамскую подвязку, и одинокое привидение Бекета
За прошедшие века Тауэру пришлось быть и дворцом, и крепостью, и тюрьмой… До тех пор, пока Чарльз Стюарт не вернулся из изгнания, это было обиталище королей. И сегодня он остается королевским дворцом. Перед казармами Ватерлоо, где когда-то проводились турниры, по-прежнему гудят охотничьи рожки, и вы словно слышите скрип колес и тяжелую поступь дворцовой стражи. На зеленые лужайки под деревьями прилетает ворон отдохнуть и напиться воды из фонтанчика, а потом, склонив голову, смотрит на то место, где мужчины и женщины с завязанными глазами поднимались на несколько ступенек, чтобы положить голову под топор палача.
В особо пасмурную и холодную погоду с Темзы наползает дымный пар, слишком тяжелый, чтобы назвать его туманом и недостаточно густой, чтобы считать его смогом. На Тауэр-Хилл слышится заглушённый расстоянием шум автомобилей. В призрачном свете над крутыми изгибами круглых башен возносятся смутные очертания зубчатых стен. Суда подают глухие сигналы, которые скорбно разносятся над рекой, и железная ограда вокруг высохшего рва кажется оскалом тюрьмы.
Под выступом Тауэр-Хилл, у самого его подножия, на тусклом фоне старых стен бросаются в глаза белые пятна. Это современные заплаты на месте выпавших древних серых камней. В толстых стенах прорезаны узкие щели окон, и вы невольно задумываетесь о тех страшных, скрытых от постороннего взгляда делах, что творились за древними стенами. О детях, отравленных угаром керосиновой лампы; о бледном Рэйли, шествующем в кружевах и в шляпе, осененной пером, по крепостному валу; о сэре Томасе Оувербэри, отравленном ядом в нижней комнате Кровавой башни…
Рэмпоул уже бывал в Тауэре. Он видел его во всей красоте лета, когда яркая зелень деревьев и лужаек смягчала мрачность замкнутого коридора между крепостными стенами. Но он живо представлял себе, как все это будет выглядеть теперь, когда город окутан туманом и воздух насыщен промозглой сыростью. По мере того как они бесконечно долго добирались в автомобиле сэра Уильяма от Пикадилли-Серкус до Тауэра, воображение рисовало ему одну за другой мрачные картины.
Когда Рэмпоул вспоминал об этом позже, он понял, что самое тяжелое впечатление на него произвели последние слова Хэдли. Его поразило не то, что в лондонском Тауэре обнаружен труп. Он наслышался достаточно всяких ужасов в то время, когда в Линкольншире занимался расследованием дела Старберта. Но труп молодого человека в костюме для гольфа, на голову которого чья-то дьявольская рука нахлобучила цилиндр, украденный у сэра Уильяма, – вот что было тем зловещим штрихом, который завершал ужасающую картину. Этот Безумный Шляпник, начавший с того, что украсил крадеными головными уборами лошадь, фонарный столб и каменных львов, дошел до убийства человека, чтобы получить труп, а с ним и подходящее место для новой сворованной шляпы. Кошмар ситуации усугублялся тем, что Рэмпоул всего несколько минут назад с усмешкой видел в проделках взбалмошного вора легкомыслие и беззаботность подростка. Вспоминая Тауэр, он подумал, что, с точки зрения Безумного Шляпника, не найти более подходящего места для украшения мертвеца таким диким способом.
Казалось, поездка никогда не закончится. В районе Вест-Энда стоял легкий туман, который заметно сгустился, когда они приблизились к реке. На Кэннон-стрит было почти темно. Шоферу сэра Уильяма приходилось вести автомобиль с огромной осторожностью. Сам хозяин машины, без головного убора, С намотанным на шее шарфом, сидел, зажатый между Хэдли и доктором Феллом, подавшись вперед и вцепившись костлявыми пальцами в острые колени. Рэмпоул устроился на боковом сиденье, глядя, как через запотевшие окна лимузина мутный свет надает на лицо сэра Уильяма, дыхание которого было прерывистым и коротким…
– Давайте поговорим, – хрипло предложил доктор Фелл. – Дорогой сэр, вам станет лучше… Это убийство, Хэдли… Вы думаете, я еще нужен вам?
– Больше, чем когда-либо, – твердо ответил старший инспектор.
Доктор Фелл задумчиво надул щеки. Он сидел очень прямо, обхватив ладонями набалдашник и упершись в них подбородком. Широкие поля знаменитой шляпы затеняли его лицо.
– Тогда, если не возражаете, я хотел бы спросить…
– А? – очнулся от тяжелых размышлений сэр Уильям. – А-а. Нет-нет, не обращайте на меня внимания. Продолжайте. – И он опять пристально уставился в окно, затянутое густым туманом.
Лимузин подскочил на колдобине. Сэр Уильям обернулся:
– Видите ли, я очень любил этого мальчика… – и снова вперил взгляд прямо перед собой.
Наступило молчание, нарушаемое громкими гудками автомобилей. На заднем сиденье смутно покачивались три фигуры.
– Понятно, – с астматической хрипотцой проговорил доктор Фелл. – Хэдли, что вам сообщили но телефону?
– Только это. Что парень мертв, зарезан каким-то орудием. И что на нем костюм для гольфа, а на голове цилиндр сэра Уильяма. Будь это дело обычным, мне вообще не стали бы звонить. Дело передали бы местному отделению полиции, если бы они не попросили помощи Скотленд-Ярда или мы по собственному решению не вмешались бы в его рассмотрение. Но в данном случае…
– Да?
– У меня было предчувствие… У меня было ощущение, что это проклятое дело со шляпами не просто чье-то развлечение. Я оставил распоряжение – хотя за моей спиной посмеивались, – что, если будет обнаружена еще какая-нибудь проделка с головными уборами, пусть доложат в Скотленд-Ярд и через сержанта Андерса сразу сообщат мне. А меня считали идиотом! – Хэдли дернул головой и мстительно глянул на доктора Фелла. – Но боже ты мой! Я говорил, что я не из тех, кто хвастает своей практичностью… И уж этим случаем я сам займусь!
– Это разумно. Но я спрашиваю, откуда люди в Тауэре узнали, что котелок принадлежит сэру Уильяму?
– Я могу объяснить, – заговорил сэр Уильям. – Мне надоело путать шляпы, когда бываешь в гостях. Все цилиндры похожи друг на друга, а инициалы только еще больше сбивают с толку. И я заказал вышить золотом фамилию Биттон внутри короны на цилиндрах для официальных визитов, на складных – для посещения театра – и на шелковых, а заодно и на котелках. – Он говорил быстро и отрывисто – очевидно, его мозг был занят другими мыслями. Казалось, он проговаривает вслух мысли, которые проносились у него в голове, совершенно не вдумываясь в них. – Да, и если вспомнить, это тоже был новый цилиндр. Я купил его одновременно с фетровой шляпой, потому что в моем прежнем шапокляке сломалась пружина… Я надевал его только один раз… Это было… – Он помолчал, проведя рукой по лицу. – Гм… Странно, очень странно. Вы сказали, Хэдли, что на нем нашли украденную у меня шляпу. Да, у меня украли цилиндр. Это совершенно верно. Но как вы узнали, что на Филипе именно этот украденный цилиндр?
– Не знаю, – раздраженно ответил Хэдли. – Так мне сказали по телефону. Но они сказали, что тело обнаружил генерал Мейсон, и поэтому…
– А-а… – протянул сэр Уильям, кивая и пощипывая переносицу. Казалось, он нарочно отвлекает себя мелочами. – Да, Мейсон был у меня дома в воскресенье, и, по-моему, я говорил… Я…
Доктор Фелл энергично зашевелился, стараясь не выдавать своего возбуждения.
– Значит, это была новая шляпа, сэр Уильям? – уточнил он. – Новая?
– Да, я же сказал.