Загадка чертежей инженера Гурова
Шрифт:
Полковник знал Киреева уже довольно давно. Однажды им пришлось вместе выполнять серьезное задание генерала Сомова. Работа была напряженная, нервная. Полковник Никитин в таких случаях был неразговорчив. Он требовал от своих подчиненных, чтобы его понимали с полуслова, по скупому жесту, по мимике, по выражению глаз. Киреев в такой обстановке был идеальным помощником. Но главное его достоинство заключалось в том, что он умел предугадать очередной ход врага. Это не было, однако, лишь утонченной интуицией, сверхчутьем, которым так любят похвастаться некоторые разведчики. Киреев больше
Размышления полковника Никитина прервал дежурный офицер, доложивший, что майор Киреев просит принять его по срочному делу.
– Легки же вы на помине, - проговорил Никитин, протягивая руку Кирееву, когда тот вошел в его кабинет.
– Я только что подумал о вас и хотел было посылать за вами.
Пристально посмотрев в глаза майору, он добавил:
– Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что вы зашли ко мне в связи с делом Иглицкого?
– Так точно, товарищ полковник, в связи с этим мне кое-что...
– начал было Киреев.
Но Никитин замахал на него руками:
– Только не выкладывайте пока ничего! Дайте-ка я прежде выскажу свои соображения. Проверю, так сказать, свои способности в области логики.
Никитин был очень нервным человеком, но мало кто замечал это, так как он умел скрывать свои чувства. Полковник мог шутить и посмеиваться даже тогда, когда ему было вовсе не до шуток. Майор Киреев, однако, знал Никитина лучше других, и его не обманывал этот шутливый тон. Да и сам Никитин недолго скрывал свое беспокойство. Походив в задумчивости по кабинету, он проговорил совершенно серьезно:
– Смущает меня в этом деле легкость нашей удачи, Антон Иванович. А когда имеешь дело с таким противником, как Счастливчик, легкая удача не может не показаться подозрительной... Достаточно ли хорошо знаете вы, кто такой Иглицкий?
Киреев попросил разрешения закурить. Глубоко затянувшись и медленно выпуская дым через нос, ответил неторопливо:
– Прежде всего, он очень опытный агент международной категории и, конечно, такой же Иглицкий, как я Хмельницкий.
– А то, что он племянник одного из крупных промышленников Западного полушария, - прищурясь, спросил Никитин,-и то, что у него диплом воспитанника Колумбийского университета, вам известно?
– Нет, это мне не было известно, но я и без того все время чувствовал, что он враг матерый.
– А раз так - значит, он не мог сдаться нам так просто, даже попав в ловушку, - заключил Никитин и, встав из-за стола, медленно стал ходить по комнате.-Посмотрим, однако, что он мог предпринять в создавшейся обстановке. И Иглицкий, и его начальство, конечно, хорошо знали цену чертежам Гурова. Знали они и о том, что Гуров и его сотрудники в одно только изготовление их вложили почти полугодовой труд. Обстоятельство это я подчеркиваю потому, что в случае исчезновения чертежей или уничтожения их пришлось бы немало потрудиться, прежде чем восстановить все в первоначальном виде. А для этого достаточно было бы только чиркнуть спичкой. Почему же он не сделал этого?
Никитин снова сел за стол и молчал так долго, что Кирееву показалось, будто он ждет от него ответа.
– Иглицкому, видимо, нужно было вернуть нам эти чертежи, чтобы усыпить нашу бдительность!
– убежденно заключил полковник.
– Создать впечатление полной капитуляции, тогда как на самом деле он, возможно, нашел какой-то иной путь похищения чертежей... Но какой? Рация, конечно, отпадает.
– Рация отпадает только частично, товарищ полковник, - осторожно заметил Киреев.
– Только лишь в смысле невозможности передачи чертежей с ее помощью. Но рация тут играет все же какую-то роль: Иглицкий пользовался ею незадолго до того, как сдался нам. Лампы ее не успели еще остыть, когда я их ощупал.
– Какой же вывод делаете вы из этого?
– Иглицкий, наверно, связывался с резидентом, для того чтобы сообщить ему о новом плане похищения чертежей Гурова.
– Что ж, с этой догадкой можно согласиться,-подумав немного, проговорил Никитин.
– Но каков же все-таки этот новый план?
Майор Киреев молча достал из кармана фотографию и положил на стол перед Никитиным. Полковник взял ее и с любопытством стал разглядывать.
– Если не ошибаюсь,-заметил он,-это внешний вид дачи Иглицкого?
– Так точно, товарищ полковник. Обратите внимание на окна. Видите, как они прикрыты диким виноградом? В комнатах дачи всегда царил полумрак. Вначале мы как-то не учли этого обстоятельства. Но, побывав там сегодня еще раз, я понял, почему над одним из окон оборваны виноградные лозы. По той же причине, конечно, и гардина сорвана
– Но как же вы сразу-то не обратили на это внимания?
– недовольно прервал Киреева Никитин.
– Нет, мы этого не оставили без внимания, товарищ полковник, - спокойно ответил Киреев.
– Но тогда мы решили, что Иглицкий потому сорвал гардину и оборвал виноградные лозы, что собирался бежать через окно.
– А теперь?
– нетерпеливо спросил Никитин.
– А теперь напрашивается другой вывод - Иглицкому, видимо, нужен был свет...
Никитин решительно хлопнул ладонью по столу:
– Да, это так! А свет ему, видимо, нужен был для того, чтобы сфотографировать чертежи.
– Я тоже так полагаю, товарищ полковник, - кивнул головой Киреев.
Но Никитин уже не слушал майора. Мысли его были заняты новой догадкой. Он вышел из-за стола и снова стал торопливо ходить по кабинету, изредка, по давней своей привычке, пощелкивая пальцами.
– Значит, чертежи Гурова теперь на фотопленке...- задумчиво говорил он, ни к кому не обращаясь.
– Куда же, однако, он мог спрятать эту пленку?..
– И, остановившись перед Киреевым, спросил: - Вы обыскивали его?
– Конечно, товарищ полковник. И его обыскали, и на Даче ничего не оставили без внимания. А сегодня я снова все обследовал там самым тщательным образом.
– Что же он, проглотил ее, что ли?
– Думаю, что он ухитрился все-таки спрятать ее куда-то. И можно не сомневаться, что вскоре кто-нибудь из-за рубежа обязательно пожалует к нам за этой пленкой.