Загадка Эндхауза
Шрифт:
– Никого.
– Не может быть.
– Уверяю вас.
– Но ведь…
– Это была коробка шоколадных конфет.
– О черт. Я же ей говорил, чтобы она не ела ничего, кроме того, что ей дают в больнице.
– Мне об этом неизвестно. Шоколадные конфеты – большой соблазн для девушки. Слава богу, что она съела всего одну.
– Они все были отравлены?
– Нет, не все. Одну съела мисс Бакли, в верхнем слое были обнаружены еще две. Все остальные были совершенно безвредны.
–
– Чрезвычайно примитивным способом. Разрезали конфету пополам, примешивали к начинке кокаин и снова склеивали шоколадом. Дилетантская, так сказать, кустарная работа.
Пуаро горестно вздохнул:
– Ах, если б я знал, если б я знал!.. Могу я повидать мадемуазель?
– Через час, очевидно, сможете, – ответил врач. – Не падайте духом, дружище. Она не умрет.
Весь следующий час мы пробродили по улицам Сент-Лу. Я изо всех сил старался успокоить Пуаро, доказывая ему, что в конце концов все обошлось, несчастья не случилось.
Но он только качал головой и время от времени повторял:
– Я боюсь, Гастингс, я боюсь…
Он говорил это таким странным тоном, что меня и самого охватил страх.
Неожиданно он схватил меня за руку:
– Послушайте, мой друг. Здесь все не так. Я заблуждался с самого начала.
– Вы хотите сказать, что не деньги…
– Нет, в этом-то я не ошибся. Деньги, конечно, деньги. Я говорю о тех, кого мы подозревали, об этих двоих. Уж слишком здесь все неприкрыто… слишком в лоб… Напрашивается еще какой-то поворот. Определенно здесь должно быть еще что-то.
Внезапно он вскипел:
– Ах! Эта крошка! Разве я ей не запретил? Разве не сказал: «Не прикасаться ни к чему, принесенному извне»? И она меня ослушалась, меня, Эркюля Пуаро! Мало ей было четыре раза уйти от смерти? Ей захотелось попробовать в пятый! О! Это неслыханно!
Но вот наконец мы вернулись в больницу. Нас почти сразу же проводили наверх.
Ник сидела в постели. Ее зрачки были неестественно расширены, руки судорожно вздрагивали. Она казалась чрезвычайно возбужденной.
– Ну вот вам опять, – прошептала она.
Ее вид тронул Пуаро до глубины души. Он откашлялся и взял ее за руку.
– Ах, мадемуазель, мадемуазель!
– Мне было б ровным счетом наплевать, – сказала она с вызовом. – Пусть бы они меня прикончили. Мне так все опротивело, так опротивело!
– Бедная малютка!
– И все-таки что-то во мне восстает против этого.
– Спортивный дух. Вы молодец.
– Как видите, меня не уберегла даже ваша хваленая больница.
– Если б вы повиновались приказу, мадемуазель…
Она взглянула на него с легким удивлением:
– Я так и делала.
– Вам было ясно сказано: не ешьте ничего, принесенного извне.
– Я и не ела.
– А шоколадные конфеты?
– Но это же совсем другое дело. Ведь их прислали вы.
– Как вы сказали, мадемуазель?
– Вы их прислали.
– Я? Никогда. Я ничего подобного не присылал.
– Как же не присылали, если там лежала ваша карточка?
– Что-о?
Ник порывисто повернулась к столику. Сиделка поспешила к ней на помощь.
– Вы ищете ту карточку, которая была в коробке?
– Да, пожалуйста, сестра.
Сиделка вышла. Через минуту она вернулась с карточкой.
– Вот она.
У нас с Пуаро перехватило дыхание. На карточке стояла та же надпись, какую сделал Пуаро, отправляя корзину цветов: «С приветом от Эркюля Пуаро». И росчерк был таким же пышным.
– Черт побери!
– Вот видите, – укоризненно проговорила Ник.
– Я этого не писал! – воскликнул Пуаро.
– Как?
– И все же, – прошептал Пуаро, – и все же это моя рука.
– Я знаю. Точно такая карточка пришла с оранжевой гвоздикой. Я ни минуты не сомневалась, что конфеты от вас.
Пуаро покачал головой:
– Где уж тут сомневаться! Ах, дьявол! Умный, жестокий, дьявол! Додуматься до такого! Нет, он просто гений, он гений, этот человек. «С приветом от Эркюля Пуаро»?! Так просто, но это надо было предусмотреть. А я… не предусмотрел. Я проморгал этот ход.
Ник заметалась на кровати.
– Не надо волноваться, мадемуазель. Вы не виноваты, вы ни в чем не виновны. Это я во всем виноват, я жалкий идиот! Я должен был предвидеть этот ход. Да, да, я должен был его предвидеть.
Пуаро уронил голову на грудь. Он был воплощенное отчаяние.
– Мне, право же, кажется… – заговорила сиделка.
Все это время она топталась рядом, неодобрительно поглядывая на нас.
– А? Да, да, я ухожу. Мужайтесь, мадемуазель. Это моя последняя ошибка. Я опозорен, я убит! Меня провели, одурачили, как школьника. Но больше этого не повторится. Нет, не повторится. Даю вам слово. Идемте, Гастингс.
Прежде всего он встретился с сестрой-хозяйкой. Незачем говорить, что она была в отчаянии.
– Нечто невероятное, мсье Пуаро, нечто совершенно невероятное. Чтобы у меня в больнице произошла такая вещь!
Пуаро был само сочувствие и тактичность. Он как мог утешал ее и принялся расспрашивать, при каких обстоятельствах была принесена роковая передача.
Сестра-хозяйка полагала, что об этом следовало бы поговорить с санитаром, дежурившим в то время.
Этот человек, по фамилии Худ, оказался глуповатым, но честным на вид парнем лет двадцати двух. Он нервничал и был напуган, однако Пуаро сумел его успокоить.