Загадка Идола
Шрифт:
Иикифор Антонович улыбнулся: кое в чем Гурилев был прав. Он ведь никому не рассказывал о "вероятном" даре своего двойника.
Введенский вдруг расхохотался:
– Но если следовать по пути этой последней гипотезы, последнего предположения, что мы должны ожидать в этом случае?
– И он, улыбаясь, посмотрел на Веронику и Никифора Антоновича.
– А ведь эта гипотеза выводит нас на роль свах!
Теперь рассмеялись все, кроме Вероники. Она вдруг вспыхнула и выбежала из палатки.
Павел Игнатьевич смущенно дернул себя за бороду:
– Ф-фу, как неудобно получилось. В какую злую шутку выродилась наша гипотеза. Извините, Никифор
И тут Преображенский рассказал о прощальном даре своего космического двойника, об одном из условий свершения контакта.
– Очень близка к реальности наша гипотеза, но ее окончательное разрешение, Никифор Антонович, необходимо сделать вам, - сочувственно сказал Гурилев.
– К чему привел меня Идол № 17?
– грустно пошутил Преображенский, выходя из палатки.
Окончательное решение! Конечно, ограничение в условии задачи оказалось излишне.
И все-таки, надо быть честным перед самим собой. Любил ли он Веронику? Она ему нравилась, как нравится молодость.
В ее присутствии как будто возвращалась его собственная юность с трогательной верой в свое предназначение. Но не больше.
Он вышел к берегу гремящей перед впадением в Сарыджаз Каинды. Вода на перепадах билась о камни, разлетаясь миллионами брызг. Пахло грозовой свежестью.
Вероника стояла у самой воды.
Никифор Антонович позвал ее.
– Милая Вероника!
– сказал он.
– Понимаете, если даже верны предположения Льва Николаевича, если в самом деле умные создатели Идола № 17 предусматривали воссоединение идеальной пары, им все же не удалось учесть одного фактора возрастного барьера. Может быть, мы в самом деле подходим друг другу, но только вам надо было родиться лет на двадцать раньше, или мне - лет на двадцать позже. Все это - плод внушения, рожденный у подножия идола. Все это скоро развеется. Вы еще так молоды! Успокойтесь, Вероника!
Так он говорил отвернувшейся девушке.
Ему было грустно.
ПОСЛЕДНИЙ ДАР ИДОЛА
Введенский оказался прав: шар снова "заговорил", облученный жесткими гамма-частицами, но повторял он все то же сигнал о состоявшемся контакте уже несется по Вселенной и скоро будет принят.
Возвратившись в Москву, профессор Преображенский вынужден был наверстывать учебный план, так как опоздал к началу семестра почти на две недели. Он читал лекции не только днем, но и по вечерам. Включившись в привычную орбиту своей московской жизни с ежевечерним чаем Симы Арнольдовны, с постоянной нехваткой времени, Никифор Антонович как-то даже не обратил внимания на шумиху вокруг каиндинских раскопок, вызванную несколькими статьями П. И. Введенского в газете "Известия".
Правда, в его поведении, в самом ритме жизни появилось нечто новое - вероятно, все это было обусловлено странным предощущением, ожиданием определенного события, непременно обязанного случиться в ближайшем будущем.
Никифор Антонович как будто помолодел.
Сима Арнольдовна однажды отметила:
– Ну, Никифор Антонович, я вас просто не узнаю! После вашей среднеазиатской поездки вы стали моложе. Уж не влюбились ли вы там в какую-нибудь прекрасную незнакомку?
После последней статьи Введенского, в которой он давал расшифровку загадке улыбающегося Идола, посыпались телефонные звонки и личные расспросы.
А из Кельнского университета пришло письмо Шагемана, давнего друга по международным коллоквиумам, которое начиналось со слов: "Дорогой друг! Поздравляю Вас с необыкновенным открытием и с великой, сбывающейся, наконец, надеждой на встречу
В лаборатории Гурилева, присутствуя на приготовлениях к завершающему опыту, Никифор Антонович, раздражаясь, подумал о невозвратимо ускользающем времени - он так и не успел переделать статью об уральском палеолите, о котором у него появилось так много новых данных.
– Извините, пожалуйста, Никифор Антонович, - сконфуженно сказал Гурилев, вбегая в свой кабинет к ожидавшему его профессору.
– Все пытаюсь достичь необходимых параметров той ситуации. Но убежден, что этот Идол дал нам прекрасную идею получения искусственных месторождений полезных ископаемых. Удивительная штука - этот обелиск, с его чудесным равномерно-зернистым гранитом, навел меня на одну мысль: пронзить буровой скважиной горные породы, имеющие повышенное содержание металлов!
Эта идея оказалась плодотворной; не рассказывая вам подробностей опыта, скажу об одном: концентрация металлов из рассеянной становилась совершенно рудной! Мы можем получать теперь искусственные месторождения металлов. Помните наш разговор возле Байшской пещеры? О, последний дар Идола № 17! Понимаете, Никифор Антонович, эта внеземная цивилизация должна была приложить колоссальнейшую энергию, чтобы соединить своего идола с гранитным интрузивом. Она создала при этом чудовищный градиент * температур, вызвала искусственное перераспределение металлов - значит, там, на берегу Каинды, мы уже имеем концентрацию металлов, соответствующую, в нашем экономическом понимании, огромному месторождению полезных ископаемых. Уже первый опыт подтвердил мое предположение. Сейчас, Никифор Антонович, вы будете свидетелем повторного опыта. Я убежден в его положительных результатах. Идемте! Вероника, а вы почему спрятались? Быстро идите за кислотой!
– закончил он нарочито суровым тоном.
– Вероника! Это вы! Здравствуйте! А я думаю, что за красавица сидит там у кафедры?
– Никифор Антонович сам почувствовал фальшь этого тона: никого он не заметил у кафедры, и только обращение Льва Николаевича к Веронике сосредоточило его внимание на девушке.
– Чем вы занимаетесь?
– Учусь, - ответила она, - на первом курсе геологического.
– Да вы садитесь!
– предложил Никифор Антонович.
Вероника присела, но тотчас вскочила:
* Градиент - здесь: величина повышения температуры с приближением к раскаленному состоянию.
– Извините, я спешу... за кислотой, - улыбнулась она.
– Да-да...
Никифор Антонович рассеянно смотрел на стул, на котором она только что сидела. В распахнутую форточку влетали снежинки и опускались на прогретое дерево кафедры, таяли, превращаясь в капельки воды...
Через несколько часов после наблюдения за опытом Никифор Антонович распрощался с Гурилевым. Вероника ушла несколько раньше.
Трамвайный путь широкой дугой уходил влево, а справа темнел вход в пустынный парк, окованный со всех сторон железной решеткой, похожей своим филигранным рисунком, плавными переходами ажурных конструкций на чугунные решетки Летнего сада на берегу Невы. Никифор Антонович вошел в распахнутые, гостеприимные ворота парка; шел мимо пустующих зимних скамеек, еще так недавно привлекающих осенним теплом влюбленных. Безмолвный фонтан, с серебряными наростами снега, торжественно возвышался в центре парка. И он увидел в мерцающем свете электрической лампы одинокую сиротливую фигурку.