Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было
Шрифт:
По утверждению А. Фоменко и Г. Носовского, ранее вызванные на место обнаружения костей археологи определили время захоронения XIV веком, то есть примерно временем Куликовской битвы. Однако самим захоронением почему-то не заинтересовались. Равно как никого не интересуют находящиеся там же предполагаемые могилы Пересвета и Осляби. Но это не наша проблема, хотя за державу привычно обидно. Наша же задача — поискать в сценарии «Костромской хан» ответы на поставленные ранее вопросы.
Этот сценарий также полностью снимает вопрос об оголенных московских тылах. В нем золотоордынский хан Тохтамыш-Дмитрий не уводил свои войска на далекий Дон, а встретил неприятеля в своей родной орде, на берегу Москвы-реки. И тут уже не столь важно, противостоял ли ему только Мамай или с ним были Олег Рязанский, Ягайло Литовский и кто угодно еще, включая китайского императора. Это детали. Новохронологический сценарий и находки у церкви Рождества Пресвятой Богородицы даже могли бы дать хотя бы приблизительную оценку размера войска Дмитрия-Тохтамыша, которое в качестве ордынского действительно могло быть очень большим, но только при сразу нескольких условиях. Во-первых, археологи должны заинтересоваться костями в земле завода «Динамо» у церкви Рождества Пресвятой Богородицы и получить к ним доступ. Во-вторых, эта находка действительно должна оказаться массовым захоронением рубежа 70-х и 80-х годов XIV века. Как мы помним, Дмитрий Иванович воевал непрерывно, и братские могилы москвичи копали
К сожалению, Новая хронология не проясняет, почему хан Тохтамыш-Дмитрий полез в сечу рядовым нукером. Поступок совершенно не свойствен князьям и тем более невероятен для золотоордынского хана. По-прежнему непонятно, почему Дмитрий-Тохтамыш в русском народе напрочь потерял второе имя, вместо которого получил намертво приклеившееся к нему прозвище Донского. Наконец, голова совсем идет кругом от осознания того, что в 1382 году золотоордынский хан в лице Тохтамыша-Дмитрия собственной персоной руководил штурмом несуществующей Москвы и одновременно в лице Дмитрия-Тохтамыша отсиживался в своей стольной Костроме, отрядив для связи с самим собой нижегородских беков.
Чтобы как-то остановить головокружение, глубоко вздохнем и нырнем в очередной сценарий.
Сценарий пятый
«ТАЮЩИЙ АЙСБЕРГ»
В высокотемпературной лихорадке ограниченной гласности и безграничного плюрализма вся классическая история России словно тает и постепенно растворяется всеобщей критикой всего и всея подобно тающим льдам Арктики и Антарктики в нашу эпоху глобального потепления. Казавшийся несокрушимым айсберг классического сценария Куликовской битвы «Руси защитник» буквально разваливается на куски. От него уже откололись глыбы других сценариев, о которых речь шла выше, но центральный монолит до сих пор пытается сопротивляться глобальному историческому потеплению, цементируемый государственной идеологией, полуофициально признающей день Куликовской битвы всенародным праздником, государственными наградами, среди которых набор памятных медалей «Куликовская битва» и орден РПЦ «За служение отечеству» (святых великого князя Дмитрия Донского и преподобного Сергия игумена Радонежского), и наконец авторитетом православной церкви, хоть и с огромным опозданием, но принявшей Дмитрия Донского в сонм благоверных святых. Некогда девственно белоснежные склоны ледяного гиганта активно разъедают ручейки талой воды, вследствие чего они теряют былой глянец и, по мере того как льдина айсберга кружится в головоломных водоворотах истории, поворачиваясь к нам то одним, то другим боком, нашему взору предстают самые разные, порой не слишком приглядные картины, набросанные разводами проступающей на талом льду вековой грязи.
Первый ручеек с тающего айсберга, вроде бы робкий, но предвещавший страшное половодье межнационального конфликта прожурчал в Татарстане. Российские татары тоже хотят иметь свое славное прошлое и, в частности, ищут его в истории Золотой Орды, стремясь выставить ее исторической и духовной предшественницей нынешнего Татарстана. Разве можно отказать им в этом праве? Как ни верти, Казанское ханство входило в Орду и стало одним из ее преемников. Между тем тонкая материя отношений татар и русских, двух основных национальных и конфессиональных составляющих российского народа, отчетливо затрещала по всем швам при первой же попытке узаконить дату Куликовской битвы в качестве общероссийского праздника. Татары обиделись. Естественно, у них не было ни малейшего желания праздновать поражение и унижение своих предков или, если хотите, тех, кого они хотят считать своими предками. У российского руководства на сей раз хватило политической мудрости идею всенародного куликовского праздника спустить на тормозах, но дискуссия в обществе активно продолжается. В этой дискуссии татарская ученая мысль родила для необходимости пересмотреть роль и значение Куликовской битвы в истории России рациональное обоснование, которое кратко, но четко выразил ректор Российского исламского университета Р. Мухаметшин: « Многие историки сошлись на том, что Куликовская битва не является событием, внесшим кардинальные изменения в будущее российского государства. Это было одно из рядовых военных столкновений в рамках феодальной междоусобицы». Таким образом, факт битвы не отрицается, ее географическое место вообще не дискутируется, но радикально пересматривается историческое место и роль в истории России. Куликовской битве отказывается в чем-либо национально-освободительном и вообще национальном — так, рядовая драчка феодальной междоусобицы. Между прочим, в целом созвучно сценарию «Костромской хан», если не заостряться на географических координатах этого внутриордынского междусобойчика.
Говоря о крупных сражениях Средневековья, нельзя не признать, что российская и советская историография не может похвастаться объективностью и непредвзятостью оценок их значения. Достаточно вспомнить Окуневское и Кондурчинское сражения. Наверняка большинство читателей о таких слыхом не слыхивали.
Наши летописи настолько обходят молчанием битву на реке Окуневке близ Мозыря, что даже доподлинно не известен год, когда она состоялась. Западнорусские летописи относят ее то ли к 1259-му, то ли к 1270-му или 1271-му, то ли к 1275-му или 1276 году. Также точно не ясно, кто возглавлял татар: темник Балаклай или хан Курдан. Ни то, ни другое имя не встречаются в других источниках, если не считать Хронику Быховца, в которой титул казанского хана балтавар прописан как балаклай. Так что достоверными имеющиеся данные об Окуневском сражении назвать вряд ли можно. Тем не менее, согласно западнорусским летописям, на Литву пришло объединенное татарское войско Заволжской, Ногайской, Казанской и Крымской орд. Возможно, здесь мы имеем дело со свойственным нашим летописям преувеличением численности татарских войск, но, если дыма не бывает без огня, то сила на Литву навалилась немалая. К тому же, владимирский летописец, вскользь упоминая какой-то ордынский поход примерно того же времени на Литву, вроде бы включает в татарское войско неких «русских князей», из чего можно предположить, что в походе принимали участие, добровольно или по принуждению, войска Владимиро-Суздальского княжества. Этой силе Литва противопоставила свое объединенное войско, в котором под общим командованием Новогрудского князя Тройняты Скиримонтовича собрались князья Карачевский и Черниговский, Туровский и Стародубский, Киевский и Друцкий, Луцкий и Волынский. Вряд ли Окуневскую битву можно назвать, как это делает Е. Макаровский {6} , битвой народов — народов как таковых в ней принимало участие раз-два и обчелся, зато перечислено несколько орд и, самое главное, много русских княжеств с обеих сторон ордынско-литовского пограничья. Так что, судя по имеющимся данным, это была крупная битва, возможно не уступавшая по масштабу той же Куликовской по сценарию «Руси защитник», но, в отличие от нее, действительно освободившая от татарского ига значительную часть тогдашнего Великого княжества Литовского и прежней Киевской Руси, территориально соответствующую нынешней юго-восточной Беларуси.
Сражение 18 июня 1391 года на реке Кондурче в нынешней Самарской области между Мавераннахром и Золотой Ордой или, в персонифицированном виде, между Тамерланом и Тохтамышем, вне сомнений было одним из величайших
Предание гласности этих двух и других так же замолчанных нашей историографией сражений неизбежно принизило бы Куликовскую битву. Однако некогда огромный куликовский айсберг продолжает успешно таять и вдали от вод Окуневки и Кондурчи.
Представление учеными Татарстана Мамаева побоища как локальной феодальной разборки по-своему развили два профессиональных российских археолога: начальник Верхне-Донской археологической экспедиции Государственного исторического музея М. Гоняный и руководитель Военно-исторического отряда этой экспедиции, непосредственно проводивший изыскания на Куликовом поле, О. Двуреченский. По их сценарию, оба участвовавших в Куликовской битве войска были конными и относительно небольшими. В московском войске — никакого народного ополчения, только воины-профессионалы: княжьи служилые люди и какие-то «городовые полки». Авторы обосновывают свой сценарий скоростью движения московского войска от Коломны до Куликова поля. По их мнению, за 24 дня марша (с 15 августа по 8 сентября) пешком или на повозке сложно преодолеть такое расстояние. Наверное, у археологов какая-то своя арифметика, которая с общечеловеческой явно не в ладах. На самом деле московское войско прошло, согласно одним источникам, приблизительно полтысячи километров (от Москвы до Куликова поля) за 24 дня, а по другим — порядка 200 километров (от устья Лопасни до Дона) за 11 дней, что в обоих случаях дает средний дневной переход около двадцати километров. Реально пешком в день можно проходить в полтора-два раза больше. Как видим, темп марша — отнюдь не галоп, он вполне пешеходный и еще оставляет пехоте достаточно времени на привалы и отдых. Так что войско Дмитрия Донского не было обязано следовать сомнительной арифметике Гоняного с Двуреченским и вполне могло включать пеших ополченцев. Точно так же пехота, в том числе и генуэзская, вполне могла входить в состав Мамаева войска, ведь его сугубо конный характер доказывается по той же археологической арифметике и, самое поразительное, на основании… все той же скорости движения московского войска! Дальше больше. Если на коней оба войска были дружно посажены хоть с каким-то, пусть липовым, основанием, то их численность — от пяти до десяти тысяч как с той, так и с другой стороны — М. Гоняный и О. Двуреченский называют откровенно с потолка, но зато вполне в русле концепции о типичной феодальной разборке местного значения с типовым для того времени числом ее участников. На том же потолке их не стесняемое классическим сценарием воображение рисует картину боя: « Битва длилась три часа… Однако три часа непрерывно рубиться невозможно… Пятнадцать минут — вот нормальная продолжительность схватки. Скорее всего было именно так — слетались сто на сто или пятьдесят на пятьдесят всадников, рубились, кто-то падал, и разъезжались, на смену им выезжали другие». Эдакая картинка рыцарского турнира, словно вышедшая из-под пера В. Скотта. Не хватает только трибун со зрителями и прекрасной леди Ровены, чей поцелуй стал бы наградой победителю и лучшим бальзамом на раны. К этому остается только добавить предположение, что такой сценарий родился у археологов Куликова поля как прямое следствие бесплодности их многолетних личных усилий по поиску на нем ощутимых следов великого побоища.
Вот так громада куликовского айсберга со стотысячными ратями истаяла у М. Гоняного и О. Двуреченского до небольшой льдины-ристалища, дрейфующей в сильно потеплевших водах альтернативной истории с решившими потешиться конными дружинами и экипажем Военно-исторического отряда Верхне-Донской археологической экспедиции в качестве зрителей. Этот небольшой оставшийся на льдине экипаж под гордо реющим российским триколором из последних сил защищает останки некогда великой святыни: « Вот только не надо спрашивать, была ли битва! Эту любимую тему псевдоисториков оставим без комментариев. Достаточно сказать, что следы этой битвы обнаруживаются во многих памятниках культуры, в том числе далеких от России: на Ближнем Востоке (в сказаниях о Тимуре), на Балканах (в сербском народном эпосе). А перекрестная ссылка всегда правдива, потому что источники друг от друга не зависят». При всем уважении к археологии и сострадании к дрейфующим на тающих льдинах археологам, откровенного вранья мы им не простим — еще как зависят!
Неужели Гоняный с Двуреченским будут всерьез утверждать, что какие-то акыны, авторы «Сказаний о Тимуре» и непонятно каким образом забредшие на Дон сербы были очевидцами побоища? А если не были, то какова цена всех этих «следов далеких от России памятников культуры»? Да грош им цена в базарный день. Весьма показательный пример «правдивости перекрестной ссылки» дает хроника Дитмара Любекского, не акына, заметим себе, не бродячего серба, а «профессионального историка» своего времени — монаха-хрониста, практически современника Куликовской битвы. В своей хронике он пишет: « В то же время была там великая битва у Синей Воды между русскими и татарами, и тогда было побито народу с обеих сторон четыре сотни тысяч; тогда русские выиграли битву. Когда они хотели отправиться домой с большой добычей, то столкнулись с литовцами, которые были позваны на помощь татарами, и взяли у русских их добычу, и убили их много на поле».
На Синюхе (Синей Воде) в 1362 году великий князь Литовский Ольгерд разбил объединенное войско западных ордынских улусов. То есть сражение имело место между литовцами и ордынцами. Спрашивается, как могли русские победить в битве, в которой не участвовали? Как могли быть литовцы позваны на помощь татарам, если именно они и воевали против этих самых татар? Численность войск каждой из сторон в той битве, по современным оценкам, не превышала двадцати пяти тысяч человек. Откуда взялись четыре сотни тысяч убитых? Очевидно, что Дитмар «слышал звон, не зная где он» и в своей хронике смешал и свалил в кучу битву на реке Синюхе и Куликовскую, причем, по крайней мере в отношении последней, вне всякого сомнения, пользовался московскими летописными данными, откуда и сотни тысяч побитого народу, и призванные на помощь татарам литовцы, и ограбление ими русских обозов. Ничего удивительного в этом нет. Судя по количеству дошедших до наших дней письменных материалов о Куликовской битве, они в древности были весьма многочисленны и популярны. Их копировали отечественные летописцы, переписывали иностранные хронисты, пересказывали сказители и перепевали акыны. Многие из них были творческими личностями и вносили свой авторский вклад самого разного свойства в устные и письменные предания. Но никого из них на Куликовом поле, конечно же, не было, а единственным источником их вдохновения были все те же наши летописи.