Загадка Н.Ф.И. и другие тайны русской литературы
Шрифт:
Живу, оказывается, от Вульферта на расстоянии одного квартала, крышу дома вижу из своего окна каждый день, а даже и не подозревал, что так близко от меня неизвестный лермонтовский портрет.
Удивительно!
Сворачиваю с Арбата на улицу Вахтангова. Поравнялся с домом 13. Поднимаюсь по лестнице, рассматриваю дощечки на дверях и наконец стучу в дверь 23-й квартиры.
Открывает какая-то заспанная старуха.
– Простите, – говорю, – можно видеть Анатолия
– Опомнились! Они уж давно не живут здесь.
Я обомлел:
– Да что вы! А где же они?
– Не скажу.
– А у кого же теперь узнать?
– У сына ихнего, у Сашеньки. Он военным инженером работает. Сходите к нему домой. Он и скажет.
– А он где живет?
– На Новинском живет, дом двадцать три вроде… Туда, к площади Восстания поближе. А вот квартира какая, не помню… Александра Анатольевича спросите!
И вот я уже бегу на Новинский.
Дом 23. Квартира, оказывается, 17. На двери ящик почтовый. Из ящика высунулся угол газеты «Советское искусство». Ну, думаю, коли здесь искусство в чести, цену портрету знают. Очевидно, он цел-невредим.
Звоню. Слышу за дверью шаги и голос мужской:
– Кто?
– Можно видеть Александра Анатольевича?
– Простите! Если вы подождете минуточку, я отворю дверь и скроюсь. Я принимаю ванну…
Замок щелкнул. Зашлепали туфли. Голос из глубины квартиры крикнул:
– Входите!
Не успел я еще и дверь за собою закрыть – уже чувствую, угадываю по вещам: портрет здесь!
В передней, под вешалкой, старинный, с горбатой крышкой баул.
В стенном шкафу – корешки старинных альманахов и книг.
Над шкафом, тут же в передней, старинная картина: пруд и деревья.
Пока я оглядывал переднюю, вышел хозяин дома – высокий, красивый, тонкий, чуть-чуть сутулится. На мокром проборе – сетка. Увидел меня – и:
– Ах, простите! Я не знал!.. Я по голосу принял вас за одного своего приятеля… Мне так неловко!
– Помилуйте! Это мне должно быть неловко.
– Позвольте познакомиться: Вульферт.
– Андроников.
– Очень приятно. Кстати, я, очевидно, знаком с вашим однофамильцем в Тбилиси.
– Почему же с однофамильцем? Может быть, даже и с родственником…
– Ах, значит, вы из Тбилиси? В таком случае вы должны хорошо знать театр Руставели.
– Еще бы! Можно сказать, воспитан на этом театре.
– Значит, вы видели Акакия Хораву?
– Разумеется. И страшно люблю его.
– По-моему, это совершенно гениальный актер! В этом театре есть другой, тоже потрясающий актер – Васадзе. Скажите, вы их когда-нибудь в «Разбойниках» видели? Я лично просто влюблен в их игру!
И тут завязался у нас торопливо-восторженный разговор о грузинском театре, о Малом театре, о МХАТе.
Александр Анатольевич оказался записным театралом. Несколько лет он проработал инженером на Колхидстрое и, постоянно бывая в Тбилиси, как говорится, не выходил из театра.
Из передней Вульферт ввел меня в комнату. Я покосился на стены: старинные гравюры, акварели. «Моего» портрета не видно. И за интересной беседой я чуть не забыл, зачем и пришел. Наконец я раскрыл свой портфель, вынул из него фотографию и переложил к себе на колени. Затем обратился к Вульферту:
– Простите, Александр Анатольевич, этот портрет вам знаком?
И с этими словами показал ему фотографию.
– Так это же наш Лермонтов! – вскричал Вульферт. – Откуда он у вас?
– Так это действительно Лермонтов? – удивился, в свою очередь, я. – Неужели он цел? Покажите!
– А я не спросил вас даже, зачем вы зашли, и замучил своими восторгами. Объясните мне, ради бога, откуда у вас фотография!
Я объяснил.
– Восхитительная история! – поражается Вульферт. – Сейчас настанет конец вашим поискам. Портрет где-то здесь, в этой квартире. Дед мой очень ценил его и, даже когда жертвовал свою библиотеку и рукописи в Исторический музей, с портретом не захотел расставаться. Кстати, вот фотография деда. А это вот прадед. Рядом с ним прабабка моя, Надежда Владимировна, сестра Николая Станкевича. Другая сестра была замужем за сыном Михаила Семеновича Щепкина. У деда хранился где-то портрет Михаила Семеновича, но теперь я не знаю…
Итак, я попал в дом к москвичу, предки которого были связаны со Станкевичем – выдающимся русским мыслителем, с великим актером Щепкиным.
– Погодите, сейчас покажу вам Лермонтова, – сказал Вульферт.
Он заглянул за шкаф. На шкаф. В шкаф. Под шкаф. За ширму. Пошарил за письменным столом. Потом отодвинул диван, сундук в передней…
– Странно! – проговорил он. – Портрет довольно большой, в хорошей овальной раме, писан маслом и, к слову сказать, недурным художником. Ума не приложу, где он. Очевидно, мама его куда-то запрятала… Давайте условимся так: через несколько дней моя мать, Татьяна Александровна, приедет из Крыма. Мы с ней отыщем портрет, и я вам сразу же позвоню.