Загадка ракеты «Игла-2»
Шрифт:
Словно молния, озаряющая мгновенным светом дремучий лес и вырывающая из тьмы утерянную дорогу, вспыхнула мысль объясняющая все: и неожиданные аварии с автоматическими ракетами, и перекрученные стрелки регистраторов космических лучей, и бунт двигателей, несколько минут назад вышедших из-под власти людей. Вот она эта неожиданная догадка: высоко над землей, у границ атмосферы в космических лучах, видимо, есть какой-то неизвестный компонент, какие-то частицы с огромной энергией. Иногда они встречаются на пути очень высоко взлетевшей ракеты или нагоняют ее. Непрерывные удары таких частиц в вещество топлива двигателей вызывают в нем какую-то еще неизученную реакцию, и топливо начинает постепенно отдавать
Может быть, это и есть первичные, «настоящие», космические лучи, которые ищет Ольга? Остается выяснить последнее: как топливо попадает в двигатели, несмотря на выключенные рычаги управления?
Гусев, сунув ленту в карман скафандра, резким движением отпер дверь носового отсека, быстро пробрался к камере двигателей. Ему не пришлось долго оставаться здесь, последняя тайна перестала существовать. Все объяснилось очень просто: вентиль, через который поступали в двигатель два составляющих вещества топлива, был испорчен и пропускал топливо в камеру сгорания.
Пройдя в кабину, Гусев вскоре стоял уже перед Буровым. Сбросив скафандр, он передал на Землю сущность своих выводов, стараясь не выдать критического положения ракеты.
— Иди в аварийную кабину, — крикнул Буров, — в случае чего — я тебя сброшу.
Аварийная кабина, последнее изобретение Гусева, представляла собой герметический скафандр на двух человек, отделяющийся от ракеты и оборудованный автоматический устройством для спуска.
Прошло несколько секунд, заполненных грохотом и ревом. Пилот досадливо задергал шнур ларингофона: слышал ли командир то, что он сейчас прокричал?
— Иди в аварийную! — снова крикнул он.
Алексей медленно покачал головой: нет, он не пойдет.
— Почему, — начиная злиться, прокричал Буров, — почему «нет»?
— Митя, надо постараться сохранить «Иглу», — Алексей ближе пододвинулся к пилоту, словно от этого он мог лучше его слышать. — Мой двигатель должен выдержать бешеную перегрузку. Надо загнать его, понял? Измотать до тех пор, пока не сгорит последняя капля топлива, и тогда сесть… Я должен, наконец, проверить двигатели.
— Ладно, я ее посажу. Иди в аварийную…
Алексей снова покачал головой:
— Нет.
— Я посажу твою ракету по всем правилам, слышишь? Тебе нельзя здесь оставаться.
— Это мой двигатель, и я его хочу сам испытать до конца. Он должен выдержать. Но двоим тут нечего делать, — инженер коснулся плеча друга и легонько подтолкнул его к люку аварийной кабины. — Ну иди… Иди, Митя…
— Оставь! — резко сказал пилот.
Алексей крикнул:
— Я приказываю!
Пилот вдруг съежился и как-то жалобно взглянул на командира корабля.
— Не могу, — покачал головой Буров, — что я им скажу там, на Земле? Иди сам, или оставайся здесь, но я не могу…
Инженер хотел что-то крикнуть, но вдруг махнул рукой и повернулся к пульту управления.
— Отлогий поворот вправо! — скомандовал он.
Буров с готовностью торопливо крикнул:
— Есть! — и принялся выполнять приказание.
Ракета почти незаметно стала описывать огромный круг.
Борьба людей со взбунтовавшимся пламенем началась.
Грохот огненной струи, казалось, заполнил все их существо — так он был необуздан. Пламя ревело с неистощимой силой, словно стремясь убить волю к сопротивлению, надежду на то, что когда-то должно же кончиться топливо. Стенки ракеты по соседству с хвостовой камерой нагревались все сильнее, так что даже в дальнем конце кабины чувствовалось их опаляющее дыхание.
Скорость полета невозможно было уже определить: она давно превысила диапазон приборов. Ракета неслась в пространстве, изрыгая длинную струю огня, словно разъяренное мифическое существо. И все-таки два человека продолжали упорную борьбу. Они не думали о том, как им удастся совершить посадку при огромной скорости полета; они забыли об угрожающей опасности. Каждый из них неотступно думал об одном: когда истощится горючее.
…И в конце концов оно иссякло. Пламя, покоренное волей человека, погасло, и тогда наступила странная шумная тишина: казалось, будто где-то далеко обрушиваются на, скалы тяжелые потоки воды.
Измученные, полузадохнувшиеся люди, вытирая струившийся по лицу пот, еле держась на ногах, поздравляли друг друга: двигатели выдержали.
Используя остатки топлива ракеты, они привели ее приблизительно в тот район пустыни, где был расположен полигон. Потом они включили парашюты спуска. Они не могли видеть, что парашюты были сильно повреждены огнем, и только через некоторое время поняли, что спуск происходит ненормально быстро.
Глава 15
НЕПОКОРЕННОЕ ПЛАМЯ
Алексей помнил мельчайшие подробности борьбы с непокорным и все-таки смирившимся пламенем. Его сознание работало отчетливо во все время полета вплоть до момента посадки.
Он пришел в себя или, вернее, стал в состоянии двигаться, когда ракета уже лежала на земле. Как ему казалось, он быстро вскочил, хотя в действительности поднялся очень медленно, цепляясь за горячую стенку кабины. В полузабытьи он зачем-то обошел кабину, потом открыл люк наружу и подтащил к струе свежего воздуха тело своего товарища. Он все еще не мог отдать себе ясного отчета в происходящем. Он ходил, действовал, смотрел, слышал, но все это словно скользило мимо его сознания. В таком же полубессознательном состоянии он перевязал кровоточащие раны друга. Сделав все это с педантичной, хотя и неосознанной, точностью, он долго смотрел на взмокшую от крови повязку на руке друга, и только тогда ему пришла в голову мысль, что следовало бы осмотреть и свое тело, чтобы не потерять слишком много крови, если у него есть открытые раны. Он поднял руку, пристально вглядываясь в нее и удивляясь, что он так свободно двигает руками, ногами и головой и на его теле нет никаких ранений, в то время как друг его лежит неподвижно, не издавая ни звука. Тогда он наклонился к груди товарища и долго слушал, досадливо морщась, потому что ему было очень трудно уловить биение сердца на фоне глухо шумевшего в отдалении водопада. Он выпрямился и опять приложил ухо к груди человека. Так он проделал несколько раз, пока порыв ветра, ворвавшийся в открытый люк, не зашелестел клочком бумаги на полу. Алексей выпрямился, сосредоточенно, болезненно морщась, посмотрел на обрывок бумаги и вдруг вновь услышал легкий шелест. Слушая этот слабый шорох, он как-то внезапно понял, что приглушенный отдаленный шум падающей воды — это просто тишина, и что он не слышит биения сердца неподвижно лежащего человека не потому, что мешает какой-то посторонний звук, а потому что сердце не производит никакого движения — оно остановилось.
Поняв это, он тяжело поднялся, постоял над телом друга, покачиваясь из стороны в сторону, и стал неуклюже выбираться из люка: надо было позвать кого-то на помощь, потому что, может быть, он перестал слышать.
Он не удивился, когда, высунувшись из люка, увидел бегущих к ракете по глинистой земле пустыни людей.
…Прошло несколько дней, прежде чем Алексей оправился.
Все эти дни он провел дома, подолгу спал, медленно прогуливался в саду под руку с Ольгой.
Как-то утром Ольге позвонил председатель комиссии па приемке «Иглы» и сказал, что ракета, по указанию конструктора, доставлена на полигон с места ее посадки в пустыне.