Загадка сфинкса
Шрифт:
Профессор Лемм начал преподавать египтологию в 1887 году в Петербургском университете (до той поры в России она не читалась, и Голенищев получал образование за границей). Лемм создал ряд глубоких исследований, посвященных коптским текстам, и выпустил одну из первых в мире хрестоматий иероглифических текстов.
Ученик Лемма и Эрмана, Б. А. Тураев, несмотря на то, что прожил немного (он умер в возрасте 52 лет), создал ряд классических трудов как по истории Древнего Востока, так и в области египтологии и неразрывно связанной с ней коптологии. Благодаря ему русские читатели получили возможность ознакомиться с переводом классических произведений Древнего Египта. Талант исследователя и переводчика сочетался у Тураева с талантом педагога,
Академику Василию Васильевичу Струве, наряду с работами, посвященными структуре древневосточных обществ, принадлежит много трудов, относящихся непосредственно к египтологии. Тут и публикация папирусов, и обстоятельное исследование математического трактата древних египтян, и большой труд об историке Манефоне (список фараонов, содержащийся в сочинении Манефона, оказал когда-то неоценимую услугу Шампольону при расшифровке древних картушей). С 1916 года и почти до своей кончины (15 сентября 1965 года) Струве преподавал на восточном факультете Ленинградского университета. За это время он воспитал множество учеников, успешно работающих на ниве отечественной египтологии и в наши дни. К ним относятся профессор М. А. Коростовцев, автор работ, посвященных египетскому языку и текстам; Ю. Я. Перепелкин, один из лучших в мире знатоков эпохи фараона-реформатора Эхнатона; Н. С. Петровский, автор первой советской грамматики египетского языка и ряд других.
Египтология и в нашей стране, и во многих других странах превратилась в солидную научную дисциплину. Чтобы рассказать о всех ее успехах за истекшие полтора столетия, понадобился бы огромный том. Мы ограничимся лишь рассказом о письменах, текстах и языке древних египтян, оставив в стороне не менее увлекательные проблемы изучения египетской религии и мифологии, медицины и математики, философии и астрономии. Ведь несмотря на то, что ключ к письменам Египта найден давно, они и по, сей день во многом представляют загадку для исследователей. До сих пор речь шла, так сказать, в «историческом плане»; о том, как удалось решить главную загадку сфинкса, расшифровать иероглифы. Но ведь загадка у него не одна!
Глава V
Слог или буква?
«Проблема состоит в том, были ли знаки египетского письма алфавитными и слоговыми, как считает большинство египтологов, или же исключительно слоговыми, как считает автор этих строк».
Шампольон разделял иероглифы на две категории: знаки первой выражали звуки, а второй — понятия. Иными словами, часть знаков была фонограммами, а часть идеограммами. Это деление иероглифов (а их известно несколько тысяч) сохранило свою силу и по сей день, хотя мы имеем гораздо более четкое представление о письме египтян, чем Шампольон.
Шампольон полагал, что фонограммы являются алфавитными — и только алфавитными. Лепсиус показал, что это не так: десятки иероглифов, зачисленных Шампольоном в алфавитные, на самом деле передают сочетания двух согласных. Позже были выявлены фонетические знаки, передающие три и даже четыре согласных. Правда, знаков последнего типа в египетском письме немного (так, изображение пестика со ступкой передавало согласные «х-с-м-н»). Трехсогласных иероглифов значительно больше, около 60 — например, знак изображавший жука, передавал сочетание согласных «х-п-р». Самые многочисленные из фонетических знаков — двусогласные, их насчитывается свыше 100. Знак, изображавший рыбу, передавал согласные «б-с», знак дома — согласные «п-р», знак канала — «м-р» и т. д. Наконец, последнюю категорию фонетических знаков составляют односогласные или алфавитные иероглифы. Общее число их — 24, но следует добавить еще и омографы (типа русской буквы «д» и «»), правда, число таких знаков-двойников не превышает десятка, а не свыше ста, как считал Шампольон.
Происхождение фонетических знаков понятно: когда-то они передавали не абстрактные звуки, а конкретные слова и понятия, то есть были идеограммами. Затем писцы стали использовать ряд идеограмм для записи слов, сходно или одинаково звучавших, наподобие тому, как это делаем мы при составлении ребусов. Знак, передававший слово «х-п-р» (жук) и изображавший жука, стал применяться, например, для записи имени фараона Мен-хе-пера (как мы рисуем льва, чтобы передать в ребусе имя Лев) и т. д. Постепенно ряд знаков превратился в чисто фонетические, стал обозначать уже не конкретное слово, а абстрактный звук или группу звуков. Однако далеко не все фонетические иероглифы утратили свое идеографическое, словесное значение. Упоминавшиеся двухсогласные знаки канала и дома могли читаться как абстрактные «м-р» и «п-р» и как слова «канал» (м-р) и «дом» (п-р) и вдобавок быть указателями — детерминативами (первый к названиям озер, прудов, морей, рек, второй — зданий).
Таким образом, один и тот же знак, в египетском письме может выступать и как фонограмма, и как идеограмма. Причем в последнем случае он может передавать либо отдельное слово, либо не читаться, а служить указателем к чтению другого слова. Мало того: знак мог иметь не одно, а два фонетических чтения. Например, знак, который передавал слово «зад» или «задняя часть» и был детерминативом понятий «дно», «задняя часть», имел фонетические чтения «п-х» и «к-ф-алеф» (алеф — особый гортанный звук, встречающийся в египетском, арабском и других языках).
Как же египтянам удавалось выбирать нужное чтение знака? В ряде случаев на помощь приходила графика. Так, чтобы отличить идеографическое чтение знака от фонетического, к нему сбоку или снизу добавлялась небольшая черточка. И тогда знак, изображавший дом, читался как «п-р», а тот же знак с черточками читался уже не как абстрактные звуки «п-р», а в значении «дом» или служил детерминативом зданий. Но основная нагрузка подобного различения падала на так называемые звуковые подтверждения.
Как правило, все двусогласные и трехсогласные знаки, когда они употреблялись в качестве фонетических (то есть в переносном, звуковом значении, а не как идеограммы) сопровождались алфавитными, которые повторяли последний звук. Вот почему в слове Тутмес, прочтенном Шампольоном, фонограмма «м-с» сопровождалась алфавитным «с». И примеры подобных дублей встречаются в египетских текстах на каждом шагу, что и ввело в заблуждение Шампольона, который стал считать двусогласные знаки алфавитными.
Иногда писцы дублировали не только последний звук, а два или три звука фонограммы: после знака «х-п-р» приписывали алфавитные знаки «п-р» или «х-п-р» и т. д. А порой даже ставили сопровождающие знаки перед (а не после!) основной двух- или трехсогласной фонограммы. Делалось это из соображений эстетики и в первую очередь из-за стремления как можно более экономно использовать площадь воображаемого квадрата, в которые вписывались иероглифы. (Сравните написание русского слова «как», подчиняющееся этому «правилу квадрата».)
Основной фонд иероглифических знаков составляют идеограммы. Если фонетических иероглифов мы насчитываем около двухсот, то идеографические исчисляются тысячами. Да и большинство фонетических иероглифов имело еще и идеографическое значение. Правда, общеупотребительными были 600–800 идеограмм, а остальные применялись для записи математических, астрономических и других специальных терминов и понятий (ведь и в нашем алфавитном письме в научной литературе применяется много сотен идеограмм: математические, химические и другие символы и т. п.).