Загадка старого имения
Шрифт:
– Честь имею представиться, Георгий Антонович… Ский, – с достоинством отрекомендовался тот. – Я ехал из Владимирской губернии с визитом к Андрею Андреевичу Протасову, о чем давно уж было меж нами условлено.
– С визитом к Андрею Андреевичу?! – с видом крайнего недоумения воскликнула Зосимовна. – О господи, сударь, да неужто вам не ведомо, что Андрей Андреевич отдал богу душу уже с год тому?!
Ский с беспомощным выражением взглянул на Александру:
– Как так?! Быть не может?! Какое несчастье… Отчего же мне не ушло письма, об сем печальном событии извещающего? Ведь по количеству писем, коими обменялись наши с вами родители, можно было судить об их коротком знакомстве, об их дружбе…
– Стойте-ка, сударь, – сердито сказала Зосимовна. – Писем вашего батюшки и в самом деле не одна пачка, однако, с позволения спросить, отчего это мадемуазель Хорошилова должна извещать вас о кончине Андрея Андреевича?
Ский чрезвычайно удивился:
– Какая такая мадемуазель Хорошилова?!
– Да вот эта, – небрежно кивнула Зосимовна на Александру. – Вот эта самая!
– Как?! – снова до крайности изумился Ский. – А разве это не мадемуазель Протасова?!
– Да нет, я не мадемуазель Протасова, – сочла нужным вмешаться Александра, которой не нравилось, что о ней говорят, будто о неодушевленном предмете. – Меня зовут Александра Даниловна Хорошилова, и это мой экипаж застрял на мосту через Тешу, перегородив путь вам, господин Ский.
– Я отправила людей, его скоро вытащат, а багаж ваш будет доставлен с минуты на минуту, – сообщила Зосимовна, явно сделав над собой усилие. Похоже, будь ее воля, она вообще не замечала бы Александры.
Впрочем, та не разозлилась, а только усмехнулась, подумав о том, что Зосимовна ведь наверняка крепостная, а значит, сменись у Протасовки хозяин да окажись недоволен самовластностью домоправительницы, то вполне способен отправить ее на торги и продать невесть кому и куда. А хозяин легко может смениться, ну, к примеру, выйдет замуж Липушка… Да мало ли что! Ведь и хозяйка в Протасовке может оказаться совершенно иная, гораздо более сильная и непреклонная, чем теперешняя… Да, фортуна переменчива, об этом забывать не следует. Впрочем, Зосимовна, конечно, далека от философии и живет – словно по наезженной колее катится. Но Александра Хорошилова, коей в жизни всякое пришлось повидать и всякие дороги ощутить под своими ногами, прекрасно была осведомлена, сколь неверно и призрачно будущее, даже если в данный миг оно кажется определенным и незыблемым.
Она рассеянно оглянулась на кусты набиравшей цвет сирени, в которых послышался какой-то шорох. Наверное, птица спорхнула.
Впрочем, гораздо больше какой-то там птицы Александру занимало то, почему Зосимовна питает такую явную неприязнь к дочери старинного друга своего покойного хозяина. Ревнует Липушку, которую полагает безраздельной собственностью? Или тут скрыто что-то еще, о чем Александра не знает? Ну что ж, это еще предстоит выяснить… но для начала следует раз и навсегда осадить Зосимовну. Александра Хорошилова не может позволить себе зависеть от расположения или нерасположения какой-то крепостной бабы, будь это хоть даже и нянька Липушки и фактическая распорядительница в Протасовке.
И все-таки странное какое произошло совпадение. Протасов накануне своей кончины призвал в свой дом дочь и сына старых друзей. Какую цель он преследовал? Облагодетельствовать их? Или дать дочери подругу и… друга? Возможного жениха? А если так, то что же Полунин? Или он был неугоден отцу Липушки?
В следующее мгновение Александра опустила голову, чтобы скрыть улыбку: происходящее очень напоминало ремарки, коими снабжают действие господа драматурги. Сначала возле бани появилась она сама, потом – «та же и Ский», потом – «те же и Зосимовна», ну а теперь оказались «те же и Липушка». Выбежала из сада, радостная, оживленная, с букетом незабудок, с возгласом:
– А это мы вам в комнату поставим, Сашенька, то есть Александра Даниловна!.. – и осеклась при виде незнакомого мужчины.
– Это и есть Олимпиада Андреевна Протасова, – негромко проговорила Александра, исподтишка наблюдая за Ским и читая те выражения, которые в миг единый мелькнули в его лице.
Сначала это было острое разочарование, потом спокойствие холодной оценки и вот тотчас – восхищение столь безудержное, что Липушка, наткнувшись на пылкий взгляд его темных красивых глаз, смешалась, покраснела и пробормотала растерянно:
– Ой, кто это?
– Георгий Антонович Ский, владимирский помещик, сын покойного друга вашего батюшки, – снова пришлось рекомендоваться гостю. – Был зван в Протасовку, за недостатком времени задержался, вот наконец собрался – и прибыл, даже не ведая, что Андрей Андреевич уже покинул сей мир. Конечно, я понимаю, сколь бестактно и несвоевременно мое появление, а потому, как только повозка моя будет снята с моста, я попрошу у вас позволения откланяться и воротиться в свою вотчину.
– Что вы, что вы! – в два голоса воскликнули: Липушка – с простодушным протестом и Зосимовна – с искренним радушием. И далее нянька сама повела разговор, нимало не заботясь о вежливости по отношению к молодой хозяйке:
– Коль вы были званы барином, значит, вы дорогой гость в этом доме. Располагайтесь и живите сколько угодно! Я провожу вас в лучшую гостевую комнату и прикажу истопить баню, чтобы вы могли хорошенько отдохнуть с дороги.
При этих последних словах Липушка и Александра невольно переглянулись. В глазах юной хозяйки был стыд. Зосимовна в очередной раз продемонстрировала свое пренебрежение к Александре. Спору нет, расстояние в полторы сотни верст между деревушкой Протасовкой, находившейся за Арзамасом, на южной окраине губернии, и Нижним Новгородом преодолеть было не в пример проще, чем более чем триста верст до Владимира. Однако это все же немало, особенно для женщины! А Зосимовна держалась так, словно Александра была сильным мужчиной, совершившим легкую пешую прогулку, а Ский – слабой женщиной, приехавшей издалека в почтовой карете. Этого и стыдилась Липушка, но весьма удивилась и обрадовалась, заметив в глазах Александры смех, который та едва сдерживала. Так уж складывалась жизнь мадемуазель Хорошиловой, что больше всего она любила разгадывать загадки, скрытые в натурах человеческих, и загадку Зосимовны готова была разгадать тоже. Ничего, что это крепостная крестьянка – простые люди сложностями своих мыслей и глубиной сердечных переживаний ничем не отличаются от представителей знати, это Александра давно усвоила. Она даже потерла руки от предвкушения того, сколь много любопытного откроется ей в этом доме…
– Вы озябли? – встревожилась Липушка. – Этот капот слишком легок! Ну какая же ты, Зосимовна, не могла найти чего-то поприличней! Я сейчас же принесу вам шаль, Александра Даниловна, а ты, Зосимовна, вели подать самовар. Надобно согреться.
– Умоляю, зовите меня просто Александрою, не нужно отчества, – попросила гостья. – И из-за чаю не тревожьтесь, я ничуть не озябла.
Зосимовна слегка усмехнулась, весьма довольная тем, что незваная девица осознала наконец свое место.
– А меня прошу называть Жоржем, – вставил Ский. – Я столь много наслышан о вас, Олимпиада Андреевна, что считаю почти родным человеком и прошу позволения называть вас Липушкой.
– Конечно-конечно… – растерянно пролепетала та, а Александра спрятала улыбку и отвела взгляд на ближайшие кусты.
– Прошу вас в дом, – пригласила Зосимовна и понесла свое дородное тело по дорожке.
Ский подал руку Липушке, они последовали за нянькою. Липушка заботливо оглянулась на задержавшуюся Александру, однако та кивнула с видом успокаивающим:
– Я забыла в бане гребенку, сейчас заберу и последую за вами.
Она и в самом деле вошла поначалу в баньку, однако, выйдя оттуда с гребенкою, не поспешила вслед за прочими, а свернула к сиреням и, остановившись возле кустов, негромко произнесла: