Загадки истории. Маршалы и сподвижники Наполеона
Шрифт:
Национальная принадлежность Мурада еще туманнее, нежели у Овакима. По общепринятому мнению, его считали черкесом (европейские современники всех мамелюков воспринимали как черкесов). Некоторые грузинские историки называли его грузином. Если же Мурад был действительно родом из Карабаха, то основной причиной, по которой его могли отождествлять с французским маршалом, могло послужить простое сходство его имени с фамилией последнего (Мурад – Мюрат). Кстати, один из биографов Мюрата отмечал любопытную деталь: во время пребывания армии Бонапарта в Египте Мурад-бей очень гордился сходством своего имени с фамилией «неустрашимого французского тогда еще генерала Мюрата».
Сохранилось описание внешнего облика мамелюка
Несмотря на свою явную несостоятельность, «армянская версия» оказалась очень живучей. Третий ее вариант был описан в романе французского писателя Артура Бернета «Семейные тайны Наполеона», напечатанном на армянском языке в Каире в типографии «Воске тар». Почему третий? Да потому что писатель изображает в нем знаменитого маршала под именем Мурада Овакимяна – нечто сборное из имен первых двух вариантов. В этом романе Наполеон, перечисляя всех, кто, по его мнению, мог бы стать его преемником, говорит: «А может быть, муж сестры – Мурад Овакимян? Но ведь он армянин с Востока, храбрец, герой, непобедимый воин, самый дерзкий и отважный, он самый удобный человек, чтобы быть моим наследником: но что же делать, он армянин, восточный человек – этот народ не желает императора восточного происхождения. Если б он был европейцем, то, наверное, его назначил бы я своим наследником». Работавший в 1925–1930 годах в той же типографии доктор искусствознания Гарник Степанян поинтересовался у издателя, откуда в романе появились такие сведения. И получил ошеломляющий ответ: оказалось, что тот сам придумал этот отрывок, чтобы… привлечь внимание армянского читателя.
Казалось бы, все ясно. Версия появилась в результате недобросовестного исследования вопроса, приведшего к досадной путанице, затем обросла вымышленными подробностями. Поэтому не стоит ее принимать всерьез. Но люди любят создавать легенды и потом верить в них. Со временем в Карабахе появилось «точное место рождения» французского маршала – село Кркжан Аскеранского района, а его жители во время Арцахской войны (1988–1994 гг.) даже хотели воздвигнуть памятник своему знаменитому «земляку». И даже нынешний глава Союза Армянских дворян, Великий князь Г. Пирумян оказался в плену псевдоисторической фальсификации.
Первым, кто попытался развеять эту легенду, был ереванский историк, специалист по истории Франции Варужан Погосян. В статье «Загадки маршала Мюрата», напечатанной в журнале «Новая и новейшая история» (1987, № 3), он детально опроверг «армянскую версию», признал ее не только лишенной научной основы, но и преднамеренным искажением всех фактов биографии маршала. Эту же тему он развил в более поздней своей работе – «Армяне – сподвижники Наполеона: история и мифы» (2009 г.).
Тем не менее, мифотворчество на эту тему продолжается. 6 марта 2007 года в газете «Голос Армении» была напечатана статья Эмиля Нерсисяна «Сталин и армяне». В ней без каких-либо доказательств и аргументов приводится вот такой, прямо скажем, сенсационный факт: «Знал, конечно, вождь и о том, что сам Наполеон Бонапарт провозгласил карабахца Овакима Мурадяна – Иоахима Мюрата маршалом Франции, королем Неаполитанским и согласился на брак родной сестры с Мюратом».
Не исключено, что родословная знаменитого маршала может пополниться
Историкам известны три предыдущих поколения Мюратов: Пьер I Мюрат (1634—?), Гийом Мюрат (1692–1754) и Пьер II Мюрат (1721–1799) – отец маршала. В архиве города Лабастид-Фортюньер хранится свидетельство о рождении будущего полководца. Дошли до нашего времени и многие другие документы, письма и бумаги, относящиеся к жизни Мюрата с 1767-го по 1794 год, неопровержимо свидетельствующие о его пребывании во Франции накануне и в первые годы революции. А в Париже хранится архив семьи Мюратов за период с 1764-го по 1839 год.
Сам Иоахим Мюрат по поводу своего скромного происхождения никогда не комплексовал и отмахивался от всех версий и домыслов, считая их не заслуживающим внимания вздором. По мнению Сергея Захарова, он мог, «как и маршал Лефевр, сказать: „Мои предки? Их отсчет начинается с меня“». Он делал свою карьеру сам, с чистого листа, избрав с молодых лет трудную и опасную профессию солдата.
«…я не ошибался, став солдатом…»
Моя семья увидит, что я вряд ли имел большую склонность к роли священника, и я надеюсь им доказать это вскоре более убедительно, что я не ошибался, став солдатом. Я буду следовать своей дорогой, если Господь и пули позволят это.
С самого детства Иоахим проявлял строптивый, вспыльчивый и драчливый характер. По словам Жана Тюлара, он «буквально терроризировал всех подростков в Ла Бастид-Фортюньер». Парень был прекрасно развит физически, крепок, ловок и силен, что позволяло ему выходить победителем из всех уличных потасовок и драк, непременным участником которых он был. А свободное от «террористической деятельности» время юный Иоахим отдавал лошадям, которых не просто любил, а обожал. Но кроме опыта ведения уличных боев и вольтижировки (не лишних для будущего военного), он получил к 20 годам и неплохое образование. Родители мечтали о карьере священника для него и потому отдали на обучение в католический коллеж Каора, а затем в Тулузскую семинарию. В родном городке за Иоахимом даже закрепилось прозвище «аббат». Однако вряд ли из него вышел бы хороший священнослужитель, поскольку, как справедливо отмечал российский историк В. Сухомлинов, его «поведение и всевозможные шалости, которые он затевал в молодости, свидетельствовали ясно, что задатков на скромную деятельность „служителя Господня“ у него нет».
Действительно, молодой, резвый, пылкий и к тому же красивый гасконец, пользовавшийся уже успехом у девушек, вовсе не питал склонности к уготованному ему духовному поприщу. А потому учебу в семинарии он бросил. Впоследствии Мюрат, рассказывая о приключениях своей молодости, истинной причиной этого поступка называл некую любовную историю и сопутствовавшую ей дуэль. По другой версии, он ушел из семинарии потому, что ему очень понравилась зеленая военная форма кавалеристов. Так или иначе, но аббатом он не стал. Вместо этого, возможно, благодаря решительному и авантюрному складу характера и особой любви к лошадям, он оказался в рядах рядовых 12-го Арденнского конно-егерского полка.