Загадки колдунов и властителей
Шрифт:
В 1628 году капелланом монастыря стал отец Метьюрен Пикар, а его помощником — отец Тома Булле. Эти двое довели хлыстовство отца Давида до чистого люциферианства. Монастырь стал ареной всевозможных мерзостей, непотребств и даже убийств. Фактически за стенами монастыря в течение 15 лет действовала секта сатанистов, поддерживавшая тесные связи с ведьмовскими сообществами Парижа, Руана и Орлеана.
В подвале монастыря был оборудован специальный храм, где в дни шабашей зажигались черные свечи на дубовом алтаре, украшенном изображениями козлиных голов. В подземном храме регулярно служили "черные мессы", во время которых осквернялось причастие и возносились проклятия христианству. Однажды во время шабаша на кресте был заживо распят новорожденный младенец, руки которого были прибиты к кресту сквозь причастные облатки. Шабаши заканчивались ритуальным пиром, во время которого иногда употреблялось человеческое мясо, и сексуальной оргией.
Следствие и суд по делу лувьерских ведьм закончились в 1647 году. Отец Тома Булле был приговорен к сожжению, вместе с ним был предан огню и вырытый из могилы труп Пикара. Многие участницы сатанинского сборища были приговорены к пожизненному заключению, но некоторые монахини отделались ссылкой в разные монастыри или под надзор родственников. После суда над лувьерскими монахинями волна ведьмовских процессов прокатилась по Нормандии. Судя по всему, инквизиторы отследили связи лувьерских сатанистов за стенами монастыря.
Сравнивая дело Грандье и дело лувьерских ведьм, не трудно заметить одно сходство. И в том и в другом случае эпидемии истерии охватывали обитательниц монастырей после смерти духовника. В лувьерском деле — после смерти отца Пикара, а в деле Грандье после смерти аббата Муссо, имени которого большинство исследователей вообще не упоминают. Именно образом жизни отца Муссо следовало бы заинтересоваться членам трибунала в Лудене, и, возможно, за стенами монастыря урсулинок открылась бы картина не менее зловещая, чем в Лувьере. Но луденские судьи потратили время на примитивный экзорсизм и изучение мутной биографии ловеласа Грандье.
Возникает вопрос: почему женские католические монастыри в Европе стали прибежищем ведьмовского, люциферианского культа?
Ведьмовское сообщество (ковен), как правило, представляло собой группу женщин, возглавляемую лидером мужчиной. Среди рядовых членов сообщества мужчины были редкостью. Объясняется это антимужской направленностью ведьмовского культа в целом. Характерно, что, вступая в ковен, новоиспеченная ведьма произносила клятву, в которой присутствовало обещание препятствовать бракам и лишать мужчин их мужской силы (известно описание этого колдовского обряда). Более того, по материалам инквизиции, младенцы, которых убивали во имя нечистого во время шабашей, как правило, были мужского пола.
Агрессивное мужененавистничество ведьмовского культа объясняется тем, что ведьмами становились в основном женщины, не удовлетворенные жизнью. Больные, вдовые, чувствующие свою неполноценность и осознающие свой пониженный социальный и общественный статус. Встречались, конечно, и молодые девушки, вступившие в сообщество из-за глупого любопытства или необузданной гордыни. Красавица, с презрением смотрящая на своих сверстников и сверстниц, — типичная фигура для ведьмовского сообщества.
В условиях же XIV–XV веков, когда формировался европейский ведьмовской культ, людей, не самовыразившихся в нормальной жизни, было больше среди женщин, чем мужчин. И эти женщины создали свой перевернутый мир, где все было наоборот. Где дьявол стал Богом, отвратительное — прекрасным, зло — добром, а мужчина из друга и спутника жизни превратился во врага. Но и обойтись без мужчины ведьмовское сообщество не могло. Ибо, с точки зрения средневекового человека, дьявол бесспорно был мужчиной. Таким образом, мужчина-лидер олицетворял собой во время обрядов шабаша самого сатану.
Особо следует сказать о ритуальном сексе в ведьмовских сообществах, теме модной в современных изданиях по оккультизму. Он был важным элементом "черной мессы", но шабашные оргии носили преимущественно лесбийский характер из-за ничтожного числа мужчин в сообществах. Даже на старинных гравюрах, изображающих шабаш, партнерами ведьм по хороводу, как правило, изображаются черти, демоны, странные монстры, но не мужчины.
Женские католические монастыри Франции до XVIII века были заведениями в значительной степени дворянскими. Большинство девушек поступали в обители не из стремления служить Богу, а были против воли сданы в монастыри родителями. В католических дворянских семьях существовала практика постригать в монахини младших дочерей, чтобы не выделять им приданого из родового состояния. В отличие от православных монастырей сестры католических обителей фактически никаким трудом не занимались и в пределах монастырских стен были предоставлены самим себе. Скука, безделье, отсутствие какого-либо осознания высокого предназначения монашества, а зачастую слишком юный возраст сестер превращали французские женские монастыри из обители Бога в некое подобие колонии для малолетних правонарушителей с сильно расшатанной дисциплиной. Сама система работала на то, чтобы превратить Христовых невест в озлобленных, распущенных ведьм. Стоит ли удивляться тому, что многим женским монастырям Франции, для того чтобы превратиться в ведьмовские ковены, не хватало только мужчины лидера. Если же таковой лидер находился в лице монастырского духовника, то происходили такие случаи, как в Луцене, Лувьере или Эксе. Тем более, многие адепты ведьмовского культа считали, что для того чтобы "черная месса" была полноценной, ее должен служить священник или монах, пусть даже расстрига. Вряд ли это условие исполнялось в большинстве ковенов, но еще в середине XVIII века в западных районах Франции находились священники, готовые за хорошую плату исполнить сей кощунственный акт. Удивительно, но эти пастыри считали себя добрыми христианами, а "черную мессу" — невинной шалостью, ибо потребовалось специальное ватиканское постановление, запрещающее французским епископам отпускать сельским кюре этот грех на исповеди.
Смерть мужчины-лидера воспринималась членами ведьмовского сообщества как трагедия, великая немилость князя тьмы. Рвалась цепь, связующая ковен с темными силами, основным звеном которой был мужчина, олицетворяющий дьявола. Истерия и отчаяние охватывали сообщество, и спасти положение могла только искупительная жертва. В Лудене такой жертвой, принесенной врагу рода человеческого, стал бедняга Грандье. Случаи, когда члены ведьмовского сообщества сознательно оговаривали невинных людей и даже заваливали церковные суды доносами на одного, по той или иной причине избранного человека, довольно часто встречались в инквизиционной практике XVI–XVII веков во Франции и Германии. Гибель невинного человека в пламени костра рассматривалась сатанистами как жертва, особо приятная дьяволу.
ЭДИНБУРГСКИЙ КОЛДУН
В марте 1670 года в канцелярию профоса Эдинбургского городского суда ворвался седой, всклокоченный старик, находившийся в состоянии крайнего возбуждения. Он потребовал, чтобы его немедленно арестовали, ибо он преступник и страшный грешник, которому не место среди христиан. Далее он поведал, что повинен в прелюбодеянии, кровосмешении, педофилии, скотоложстве, богохульстве и колдовстве.
Поначалу профос мистер Джеймс Мак-Кензи чуть не расхохотался, поскольку старик, рассказывавший ужасы о самом себе, был не кем иным, как майором Томасом Вейром, одним из самых уважаемых граждан шотландской столицы, членом парламента, одним из столпов пресвитерианской общины, почитавшийся верующими едва ли не святым.
Его жизнь можно описать в двух словах, и, казалось бы, в ней не было ни единого темного пятна. Вейр родился в Ленарке, в добропорядочной буржуазной семье около 1600 года. В 1641 году, будучи лейтенантом шотландской пуританской армии, во время гражданской войны зарекомендовал себя храбрым, умелым вой-ном и ярым противником роялистов. В 1649 и 1650 годах, уже в звании майора, командовал отрядами, защищавшими Эдинбург. Позже стал главным инспектором государственной почты и членом парламента. Помимо военной, чиновничьей и политической деятельности Вейр аккуратно посещал церковные собрания протестантов-евангелистов и не был чужд проповедничества.
Современник пишет:
"Он пользовался таким уважением в строгой секте пресвитерианцев, что, если четверо благочестивых людей встречались вместе, можно было быть уверенным в том, что майор Вейр был одним из них. На частных собраниях он молился, вызывая всеобщее восхищение, что заставляло многих прихожан считаться с его мнением и ценить его общество. Многие посещали его дом, чтобы услышать, как он молится".
Мак-Кензи отказался арестовать Вейра, считая, что старик не в своем уме. Но поскольку тот настаивал, профос послал к нему домой врачей, чтобы они освидетельствовали его. Консилиум из пяти медиков признал Томаса Вейра абсолютно вменяемым. Мак-Кензи был вынужден арестовать майора и начать дознание, в результате которого сложилось обвинение из четырех пунктов: