Загадки любви (сборник)
Шрифт:
Платье-то я сняла и все думаю: если такая шантрапа в замке живет, чем я хуже…
Вот с этими мыслями на следующий день вышла я в Квадрат. Квадратом назывался кусок, где в Москве наш главный Бодисейл. Значит, Квадрат – это «Националь» («Нац») – Совмин – Телеграф – «Российские вина». Там и было мое место.
После трех недель знакомства с Алекс я хорошо поняла свою цель. Мне было двадцать пять… ну, ладно – двадцать девять! Я была клёво одета (привет от Алекс), умела поддержать «конверсейшн» (образование Алекс), прекрасно пила (привет от восточных людей), могла покурить (тоже привет с Востока), хоть мне это дело чуждо, я знала все сплетни в литературном мире (поэт Ваня) и могла вставить в разговор стихи Тютчева (ну, это, конечно, не поэт Ваня, он знал только свои стихи, это Алекс). Я знала, что
Короче, вышла я первый раз в Квадрат с международными целями. Поджилки трясутся, думаю: заметут. Это маменькин цветочек во мне боялся. Но я пересилила этот сукин цветочек…
Слышу: ко мне обращаются. Вроде по-английски. Гляжу: так дерьмово одет, я его сначала даже послала. А это оказался англичанин, богатейший фирмач. Они, оказывается, чем богаче, тем гаже одеты. Для них главный кайф – ходить в мятых пиджаках.
Ну, и дальше началось.
Сняла я квартиру с телефоном, и полетел этот телефон из Москвы по всем странам мира: уедут и друзьям передают. Времени стало в обрез, взяла я еще одну девку в кооперацию. Это был мой час: денег – навалом, если не звонят, так сказать, организованные, выходим на дикий промысел – в Квадрат. Тут на меня сразу клюют, подскакивает какой-нибудь фирмач. Только сказал три слова, предлагает жениться. Это у них такой ход. Они знают, что наши дуры-потаскухи затем только и знакомятся. Вот и хотят фирмачи на шармачка: ведь пятьдесят – сто долларов такса. Ну, думаю, пора вспомнить про мамин цветок. «Конечно, – говорю, – поженимся». Привозим его с напарницей домой – и под душ. Пока он моется, карманы ему чистим. Когда выходит из душа – ору в панике: «Май мазер риторн вери сун!» – что значит: «Мамаша скоро возвращается!» Он начинает в темпе одеваться, лезет в карман, а там пусто. Ну, если начинает шуметь – напарница в рев: «Мать с братом идет!» За брата у нас драйвер был. Ну, он и выметается… Тогда мы к «России», к гостинице. Там еще берем какого-нибудь – и все снова! И еще успеваем к ночи в мотель на Можайке…
Но так, конечно, мы поступали с «дикими» знакомыми. А которые организованные, по телефону, – тут все честно, тут такса…
Работала я без промахов, только раз дала слабину: в американца влюбилась. Ну, мы с ним два дня из комнаты не выходили. И пара мы были такая чудесная, когда шли – весь пипл глядел. Он даже плакал, когда уезжал. Да и я два дня сама не своя ходила…
И еще с моим драйвером, с Гошей… Я его однажды у себя оставила. А потом начала о нем думать. Ну, чувствую: не могу. Чего он со мной только не делал: обкрадывал, бросал, я все терпела. Пока про мамин цветок не вспомнила. Ну, думаю, дела! Растет во мне цветок…
Вот тогда-то вместо Гошеньки и организовала я себе Генриха. И его дерьмовый Хуэнвенбрюкен, простите за выражение.
…И вот теперь я опять в Союзе, в маминой комнате. Будто не было всех этих лет… Первое, что я увидела, войдя в эту, с позволения сказать, комнату, был мамин цветок. Он совсем завял. Но торчал на окне. Я подошла к окну, открыла, посмотрела вниз, чтобы делов не наделать, – и бросила мамин цветочек в окно. И сразу мне стало легче.
А вечером позвонил мой адвокат из этого городка с неприличным названием. Сказал, что Генрих утаил деньги при разводе и тайно купил корабль. И теперь моя задача – мотаться по всем морям и океанам, искать этот корабль. И вскоре я выехала из Союза добивать Генриха в его дерьмовой зеленой стране.
Генрих
Я осталась совсем без денег и начала пить. Напьюсь пьяная – и забываю, где я. Звоню по автомату в Москву Алекс и ору ей:
– Алекс, мы тут в кабаке, деньги кончились – выручай! Какой адрес? Монмартр, улица Мартирс – драйвер довезет! Как это не понимаешь? Алекс, – кричу, – ты что ж, предаешь меня? Ты что ж, после психушки совсем понимать разучилась? Ты что, на Монмартр приехать не можешь? Лучшая б… Москвы погибает!
Вскоре я поняла, что совсем сопьюсь. И вот тогда-то я и встретила негра Мишу.
В первый раз я встретила этого негра Мишу в СССР, в К., когда меня выслали туда «за дела». К. – это город «двух П»: туда высылали педиков и проституток. Негр Миша учился в К. в каком-то институте и жил в общаге вместе с другими неграми. И вскоре все их общежитие было заселено пухленькими белокурыми служительницами Венеры, высланными из Москвы. И вот через столько лет в Париже недалеко от Сорбонны мы встретились с этим негром.
Я своего не упущу. Вскоре мы благополучно поженились. В это время в стране Миши произошел реакционный переворот. И к власти пришел страшенный реакционер султан, Мишин родственник.
Миша был назначен его личным летчиком. (Летать Миша не умел, он должен был просто сидеть с султаном в самолете.) И мы с Мишей рванули в ту страну. Там моего супруга ждал подарок: толстая африканская жена, которую откормили для Миши в одном из дальних селений. Потом по случаю третьей и четвертой годовщины победы султана над революцией Миша получил в подарок еще двух толстых красавиц. А я стала старшей женой… Надо сказать, это была страна моей мечты. Здесь я могла наконец пожирать свои любимые сласти утром, днем и вечером и ничего не бояться. Потому что чем больше я их ела, тем красивее считалась…
Слухи о моем прекрасном теле, о моих слоновьих бедрах и невероятной заднице волновали всех. Люди щелкали пальцами, круглили глаза и восхищенно шептали: «Белая-белая, красивая-красивая, бочка на бочке». Теперь мой муж все чаще летал с инспекционными целями, а в это время мой дом посещали: сам султан, премьер-министр и начальник службы безопасности. Деньгами я не брала, только драгоценностями. У меня в шкатулке лежали: бриллиант из чалмы предыдущего султана, знаменитый сапфир из короны императора Бекасы и еще кой-какие стекляшки. Не гнушалась я и встречами с простыми армейскими руководителями. Они и предупредили меня о готовящемся перевороте.
Однажды ночью на улицы вышли танки, реакционного султана застрелили во дворце, моего мужа Мишу и начальника службы безопасности убили на Олимпийском стадионе. Сначала содрали с них живьем кожу, а их почки выбросили на беговую дорожку…
В это время я уже летела в Голландию. Я тяжело дышала, обливалась потом, с трудом умещая свои прекрасные телеса в самолетном кресле.
Сейчас я веду торговлю драгоценностями по всему свету, а все капиталы держу в Швейцарии. Я помню, как в Москве одна знакомая проститутка по прозвищу Дрына мне говорила: «Все всегда, Нинок, нужно держать в Швейцарском банке».
Ничего, я показала этому миру маменькин цветочек!
Все виды «любви к…» были исчерпаны. Перешли к более общим темам.
– Первая любовь, – объявил приятный баритон и начал повествование.
О первой любви
Редактор толстого журнала 3. был приглашен на юбилей литературоведа С. Как-никак человеку стукнуло семьдесят пять, и за это время С. повидал немало. Говорят, в молодости его даже бил Есенин. После этих побоев он и стал историком литературы. Его первая работа была на модную тогда тему «Руководитель национально-освободительной борьбы на Кавказе Шамиль». Но взгляды переменились: в конце тридцатых Шамиль стал считаться агентом империализма. С. признал свою ошибку. Во время Отечественной войны Шамиль вновь стал вождем освободительного движения, и С. признал ошибкой, что он признал свою ошибку. В сорок девятом году со злополучным Шамилем опять стало плохо, и С. признал ошибкой то, что он признал свою ошибку в том, что он признал свою ошибку…