Загадки материков и океанов
Шрифт:
На заседании Берлинского Географического общества Пржевальскому была присуждена большая золотая медаль.
Однако, говоря об открытии Лобнора, Рихтгофен высказал сомнение, не ошибся ли русский путешественник, назвав так найденное им озеро. Ведь местные жители не знали озера под таким названием. Лобнор Пржевальского они именовали Чон-Куль, или Кара-Кошун. Кроме того,
И еще одно обстоятельство смущало немецкого географа. Пржевальский пишет, что вода в Лобноре пресная. Однако до сих пор принято было считать, что Лобнор — озеро соленое.
Все эти противоречия привели Рихтгофена к мысли, что, возможно, река Тарим изменила почему-либо свое русло и течет теперь не на восток, как когда-то раньше, а на юг. Это явление нередкое для пустынь и полупустынь Средней и Центральной Азии. В результате и образовались озера Кара-Буран и Кара-Кошун.
Пржевальский не замедлил ответить на замечания Рихтгофена. Прежде всего он считал, что относительно местоположения Лобнора была допущена ошибка в старинных китайских картах. Ведь карта Центральной Азии, где впервые упоминался Лобнор, создавалась в начале VII столетия, а следующая карта появилась только через два века. Эти карты были весьма несовершенны. В них порой допускались существенные ошибки, как и вообще в старинных картах.
Рихтгофен предполагает, что на своем пути к востоку Тарим когда-то мог прорваться на юг, оставив лишь небольшой рукав, питающий озеро. В таком случае от нынешнего главного русла Тарима должно было отходить сухое русло. Но Пржевальский его не обнаружил. К тому же местные жители ни словом не обмолвились, что дальше к северу есть озеро, которое называется Лобнор. А уж они-то должны были об этом знать.
И, наконец, последнее расхождение. По китайским источникам, вода в Лобноре соленая, а Пржевальский нашел ее пресной. Собственно говоря, Пржевальский считал, что никакого противоречия здесь нет. Он уточнил вопрос, объяснив, что в озере Кара-Буран действительно вода пресная, потому что оно проточное. В Лобноре же она пресная только вначале, а затем, чем дальше озеро врезается в солончаковые почвы, тем солонее становится и вода.
Древний и современный Лобнор.
Рихтгофена не убедили доводы Пржевальского. Он остался при своем мнении. К нему присоединились и многие другие ученые.
Вопрос, кто прав — Рихтгофен или Пржевальский, — долго волновал ученых-географов. Одним казалось, что прав Пржевальский, другие считали, что доводы Рихтгофена более убедительны.
Немало экспедиций посетило район Лобнора после Пржевальского. В окрестностях озера побывали и французские, и английские, и шведские путешественники. Всем им не терпелось разрешить спор между немецким и русским географами.
Сам Пржевальский вторично посетил озеро во время четвертого путешествия по Центральной Азии. Вместе со своими ближайшими помощниками Козловым и Роборовским он снова тщательно исследовал Лобнор.
Козлов и Роборовский впоследствии тоже стали известными исследователями Центральной Азии и с успехом продолжали дело, начатое их другом и учителем. И тот и другой снова навещали берега Лобнора.
Лобнорская котловина и дельта Тарима.
Особенно интересовался историей этого озера Козлов. Он и обратил впервые внимание на одно обстоятельство, которое много лет спустя помогло решить спор между Пржевальским и Рихтгофеном.
Это случилось в конце 90-х годов прошлого столетия. Козлов в то время занимался исследованием реки Конче-Дарьи. Он обратил внимание, что там, где река поворачивала на юг, к Кюк-Ала-Дарье, на восток отходило сухое русло.
«Оно мертво, вид его печальный, уцелевшие берега наполовину возвышенные. По всему бывшему течению разбросаны сухие стволы тополей; многие еще продолжают стоять, будучи наполовину занесены песком…»
По всему руслу разбросаны сухие стволы тополей.
Так рисует Козлов картину покинутого русла. У местного населения это русло называется Кум-Дарья, или Курук-Дарья, то есть песчаная, или сухая река.
Козлов пришел к выводу, что было время, когда Конче-Дарья не поворачивала на юг и не вливалась в Кюк-Ала-Дарью, а текла на восток. Значит, задолго до путешествий Козлова и Пржевальского карта окрестностей Лобнора имела совсем другой вид.
Так оно и было. Это удалось выяснить окончательно спустя четверть века.
В 1928 году на берегах Кум-Дарьи побывал английский путешественник Шомберг. Он увидел там «…реку с руслом до 200 шагов ширины, с довольно быстрым течением, недавний же уровень был выше, и ширина русла вдвое больше». Так писал Шомберг о том сухом, песчаном русле, которое Козлов еще сравнительно недавно с полным основанием называл мертвым.
Но ничего сверхъестественного не произошло. Оказалось, что река Конче-Дарья вернулась в свое старое русло, которое она покинула, вероятно, сотни лет назад.
И последствия этого события не замедлили сказаться. Стала оживать пустыня вокруг возрожденной реки. «Интересно было видеть, — писал Шомберг, — как новая растительная жизнь пробуждалась в мертвой долине, тишину которой нарушали шум волн, разрушение берегов, падение песчаных дюн в воду, движение сухих тополей — тограков. Все это было словно в сказке».
Тарим, лишенный такого могучего источника воды, каким служила ему Конче-Дарья, начал постепенно хиреть. Это сразу же отразилось на Лобноре Пржевальского. Перестав получать воду, озеро все больше мелело и засолонялось. Лобнор умирал, лишенный живительной влаги.
Вместе с водой, повернувшей на северо-восток в старое русло Конче-Дарьи, уходила и жизнь. Местное население, зависящее от озера и реки, дающих воду для орошения полей и рыбу для пищи, стало заселять берега вновь возникшей реки.
Лобнор Пржевальского исчезал на глазах. И одновременно с его исчезновением на первом пути Конче-Дарьи возрождалось другое озеро, ложе которого многие сотни лет оставалось сухим и песчаным. Оно находилось как раз там, где его изображали на своих картах древние китайские географы.