Загадки Нострадамуса
Шрифт:
– Ну ничего, я с жуликом и один справлюсь. Тем более – старым.
– He всякий старый человек – старый жулик!
Сдаваться на милость победителя совсем не хотелось. Даже если учтут его правительственные награды, даже если поверят в красивую легенду – дескать, всю жизнь мечтал подержать в руке шпагу маршала Мюрата – все равно, любой срок для него будет пожизненным приговором.
Он приоткрыл незапертую еще на «секретку» витрину, взял шпагу маршала.
«Надо же, как руки у нас с французом схожи, – подумал Иконников, – точно в руку шпага легла».
Он чуть согнул ноги (при этом опять неприятно хрустнуло правое колено), поднял левую руку вверх, чуть отвел ее назад… Встал в классическую позу фехтовальщика.
– Пропусти меня, дед, я уйду и с тобой ничего не случится.
– И не надейся – уперся ночной дежурный. Он окинул взглядом зал с оружием. Сделал два быстрых шага, снял со стены кремневое ружье с примкнутым штыком и сделал выпад, которому позавидовал бы фельдфебель времен Первой мировой войны.
Геракл резким движением шпаги отбил нацеленный на него граненый клинок. Правое колено при этом заломило, но ему все же удалось парировать атаку дежурного. Тот чуть отступил и вдруг сделал еще один выпад, но не в грудь, а увел его обманным движением ниже. Штык чуть коснулся правого колена, не нанеся полковнику ощутимого вреда, но напомнив о недавней травме. Геракл отвел длинный ствол ружья французского солдата и резко опустил руку со шпагой, попав в старомодный до зеркального блеска начищенный ботинок ночного «портье».
Тот с трудом сдержал крик боли – шпага пробила кожу ботинка и, вероятно, нанесла сопернику ощутимый урон. Казалось, лихо сразившийся с ним боец потерял на минуту сознание от болевого шока.
Этого времени Гераклу было достаточно, чтобы рассмотреть крупные черты лица, короткие рыжие бакенбарды, крупную родинку на щеке, рядом с носом.
Когда тот открыл глаза, Геракл вежливо задал вопрос:
– Вы случайно в Киевском государственном университете не обучались?
– Обучались, – дал «признательные показания» поверженный.
– Не на юрфаке ли? – спросил Геракл.
Тот, морщась от боли, покорно кивнул головой.
– И в 1952 году окончили?
– Точно так: в смысле – так точно.
– Ну что? Узнал?
– Неужто Геракл? То-то я смотрю – кто бы еще смог отбить мой удар штыком?..
– Вспомнил? Секция фехтования КРУ, первые послевоенные годы. В самой моде фехтование на штыках, примкнутых к карабинам.
– Должен, однако, заметить, Гера, что штыки у нас были не граненые, как этот, а эластичные. Задача была – обозначить укол, а не пронзить соперника насквозь.
– Болит?
– Сомневаешься?
– Ты мне тоже своим штыком круто заехал по больному колену.
– А мне одно утешение – сражен шпагой маршала Мюрата.
Разговор у них затянулся. Многое пришлось рассказать друг другу, пока не был достигнут «консенсус»:
1. Геракл уходит, сдает рубин «Структуре», после чего сдается сам – Егору из Генпрокуратуры.
2. Остап Сокуренко, выпускник КРУ 1952 года, подполковник КГБ в отставке, вызывает «скорую», милицию и сливает им информацию, которая, по их расчетам, не могла бы повредить Гераклу.
3. Когда все кончится, Осина получит по заслугам. «Структуру» прикроют, Остап обоснует необходимость наличия двух дежурных, учитывая рост интереса криминального элемента к экспозиции музея, а Геракл, освободившись от смертельно опасного контракта со «Структурой» придет в музей дежурным, работать в паре с Остапом.
– Вот тогда у нас будет немало времени, чтобы вспомнить все, что нас объединяет.
– А я продолжу изучение собрания оружия наполеоновской эпохи, – улыбнулся Геракл. – Коллекция очень красивая. Особенно эти карие глаза…
Оба облегченно рассмеялись…
– Жаль, рубин ты обязан забрать. Не потеряй. Он гордость музея. Моего музея.
– Теперь уже нашего…
Глава двадцать третья
Линия Генерального
Встречи соратников в Фонде «Правовая справедливость» давно стали традиционными. При всей разнице в возрасте и чинах дружба их была крепко проверена временем. Месяц после назначения Кожина вице-президентом по силовому блоку они не встречались, договорившись, что их еженедельные «семинары» по современной юриспруденции станут теперь ежемесячными. Официально вице-президент страны ездил на конфиденциальные встречи с Генеральным прокурором.
На этих ежемесячных «посиделках» всегда присутствовали пятеро классных юристов, в прошлом – прокуроры. И Кадышев, и Кожин ценили мнения своих «независимых экспертов».
– Первое, – начал вице-президент, – как ведут себя олигархи в ситуации «кавказского кризиса»?
– С одной стороны, выступают с патриотическими речами, с другой – продают акции российских компаний, переводят капиталы в доллары. Доллар растет в цене, а значит, растет и инфляция.
– Капиталы хранят в России или перегоняют в оффшоры?
– И то, и другое.
– Массовая скупка драгоценных камней с этим как-то связана?
– Нет. Преступления, связанные с рубинами, зафиксированы пока лишь в Москве, и одно в Элисте…
– Интересно, что в Калмыкии?
– Убит старый большевик, похищены исторические рубины.
– Откуда у большевика исторические рубины?
– В юности, будучи мобилизованным в Красную армию, будущий большевик выполнял вместе с товарищами особо важное задание… В Екатеринбурге.
– Участвовал в расстреле царской семьи?
– По его скупым рассказам, за каждым бойцом был закреплен один из узников, приведенных в ту ночь в подвал Ипатьевского дома. Юному калмыку досталась одна из дочерей бывшего императора.
– Егор Федорович, скажи: возможно, чтобы участники расстрельной команды не сдали все ценности императорской семьи на нужды революции?
– Возможно. Я занимаюсь этим. Когда проясню ситуацию, доложу вам и Борису Михалычу отдельно.