Загадочная леди
Шрифт:
А граница между новостью и сплетней всегда была очень зыбкой.
Как-то Берт Уэллер, сидя вечером в кабачке, за четвертой кружкой эля, рассказал, что видел рано поутру, как миссис Уинтерс выгуливала свою собаку под деревьями парка. Ничего особенно странного в этом не было. Миссис Уинтерс всегда была ранней пташкой. Она часто выходила из дому с первыми петухами. И в парке она гуляла нередко, как и все они. Мистер Адамс сказал, что он не возражает против этого, хотя жители деревни и не были уверены, что миссис Адамс одобряет такие вольности.
Одно вот только странно – а может, вовсе и не странно, добавил Берт, – что виконт Роули тоже был
Может, они встретились и обменялись утренними приветствиями, предположил кто-то.
Может, они встретились и обменялись не только утренними приветствиями, предположил Перси Лэмбтон с усмешкой и окинул присутствующих взглядом, ожидая одобрения.
Но одобрения не последовало. Одно дело – высказаться по поводу неприятного факта и даже обсудить его. И совсем другое дело – разжигать злобные слухи. Его светлость – брат уважаемого всеми мистера Адамса, причем брат-близнец, а миссис Уинтерс – уважаемая леди, живущая у них в деревне, пусть даже никто не знает, откуда она приехала и какую жизнь вела до тех пор, как поселилась в Боудли.
Может, они встретились случайно и прошлись вместе? В конце концов, их представили друг другу, когда миссис Уинтерс была приглашена в помещичий дом.
А красивая была бы парочка, заметил кто-то.
Да ведь он – виконт, напомнили остальные. Пусть даже она леди, без малейшего сомнения, все равно слишком велико расстояние между ними на общественной лестнице.
– А может, она просто была горничной у леди, вот и научилась благородным манерам, – предположил Перси Лэмбтон.
Миссис Хардвик снова наполнила кружки, и разговор перекинулся на другие темы.
Но новость эта каким-то образом распространилась. У слушателей она вызвала интерес, хотя почти совсем беззлобный. Этого было достаточно, чтобы все принялись следить с большим, чем обычно, вниманием за малейшим признаком увлечения такого важного лица, как виконт Роупи, миссис Уинтерс – жительницей их деревни. До вечера, когда должны были состояться обед и бал, произошло три случая. Три очень незначительных случая, по правде говоря, но ведь для тех, кто живет так изолированно, вдали от крупных городов, даже мелкие бытовые события могут показаться весьма важными.
Воскресным утром все обитатели Боудли-Хауса отправились в церковь. Кэтрин с удовольствием наблюдала со своей скамьи, как миссис Адамс с самым величественным видом, на который только была способна, возглавляла процессию, шествующую по проходу вперед, к фамильной скамье Адамсов, где она обычно восседала, – на этом почетном месте могли, разумеется, разместиться отнюдь не все. И большинству прихожан пришлось усесться на голой полированной скамье позади миссис Адамс.
Вчера вечером преподобный отец Ловеринг с супругой опять были приглашены на обед. Ее, Кэтрин, не пригласили. Многозначительная оплошность, если учесть, что у миссис Адамс все еще не хватает одной дамы. Ясное дело, это она так наказывает Кэтрин за то, что у той достало дерзости уединиться в музыкальной гостиной с виконтом Роули. Не то чтобы это было как-то особенно неприлично, но миссис Адамс хотела, чтобы все оставшееся время виконт смотрел только на ее сестру. Любая одинокая женщина в возрасте от восемнадцати до сорока расценивалась как угроза.
В церкви на скамью рядом с Кэтрин села Джулиана, как иногда делала, и улыбнулась ей с видом заговорщицы. Судя по всему, миссис Адамс не хватилась дочери, Наверное, она решила, что дочь с кем-то из гостей. Кэтрин подмигнула в ответ.
На обед и на бал, которые состоятся в следующую пятницу, она получила приглашение, но это ее почти не удивило. В сельской местности трудно собрать столько гостей, чтобы сборище походило на бал. Для успеха задуманного годится кто угодно.
Она не жалела о том, что попала в черный список миссис Адамс. Три дня она была совершенно счастлива, что может не видеть виконта Роули. Теперь же украдкой посмотрела на него. Он сидел на фамильной скамье рядом с мисс Хадсон; между ним и его братом разместились еще два лица. Но Господи, как же они похожи! И как странно, что эта темноволосая красота существует в двух экземплярах.
Тот поцелуй! Их губы встретились, вот и все. Ничего другого там и не было. Но поцелуй этот обжег и сокрушил ее. Три дня она не могла его забыть, ночью он вплетался в ее сны.
Дело было не в том, что он украл поцелуй, а в том, что... он его не украл. Она знала, что к этому все идет. Нужно быть дурой, чтобы не понять этого. На мосту воздух был насыщен желанием. Она могла бы разрушить напряжение. Могла бы что-то сказать. В конце концов продолжить свою прогулку. Она ничего этого не сделала.
Да, поцеловал ее он. Он приблизил губы к ее губам – и губы его были раскрыты. Ее же роль была совершенно пассивной, хотя она опасалась, что когда губы их встретились, она как-то ответила на его поцелуй. Она пыталась убедить себя, что во всем виноват только он, что это действительно был украденный поцелуй, – он ведь только что уверял ее, что не соблазняет женщин в такую рань.
И все-таки он не украл этот поцелуй. Они поцеловались. И она виновата столько же, сколько и он. Она не уклонилась, потому что... ну что ж, потому что ей этого хотелось. Из любопытства. Ах нет, что за чепуха! Просто она проголодалась. Вот и все.
Но как же теперь может она испытывать законное негодование, с которым отнеслась к посещению ее коттеджа и к тому, что он говорил в музыкальной комнате? Это лицемерие. Но больше она не желает иметь с ним ничего общего.
Она думала, что пора подобных глупостей для нее миновала.
Ах, почему это повесы так притягательны! Она тихонько вздохнула, решительно опустила взгляд на молитвенник и прислушалась к шепоту Джулианы, рассказывающей о том, как вчера дядя Рекс катал ее на лошадке и пустил свою лошадь галопом, потому что она так просила его, а потом мама выбранила его и сказала, что чуть было не умерла со страху, а папа засмеялся и сказал, что дядя Рекс был самым хорошим наездником в британской кавалерии, а мистер Гаскойн…
Но тут началась служба, ей пришлось шикнуть на Джулиану, улыбнуться и подмигнуть.
Кэтрин намеревалась выскользнуть из церкви, едва служба подойдет к концу. Ей совершенно не хотелось встречаться с кем-либо из обитателей Боудли-Хауса. Но вышло иначе. Джулиане страшно хотелось рассказать ей еще одну историю. И она взволнованно рассказала о том, как побывала в замке Пайнвуд, как лорд Пелхэм поставил ее на стену с бойницами и она испугалась; а дядя Рекс снял ее и поставил рядом с собой на решетку донжона, и она опять испугалась, хотя это был не настоящий донжон, потому что из него вели ворота на реку, и дядя Рекс сказал, что только романтики считают, что это донжон. А на самом деле это склад для провизии, которую подвозили по воде.