Загадочная Шмыга
Шрифт:
А через некоторое время:
— Ну что, старая корова, как начало? Как я сегодня выгляжу?
Это — Джулия Ламберт в жизни.
— Тридцать лет тому назад вы были лучше и тоньше! — в тон ей отвечает невозмутимая служанка Эви. С годами она научилась соответствовать своей хозяйке и на все ее колкости давать достойный отпор.
— Чепуха!!! Тридцать лет тому назад я ничего не умела.
Перед зрителями проходила вся жизнь Джулии с ее бедами и радостями, любовью и разочарованием: с самого первого появления молодой и неопытной девчонки на провинциальных подмостках и до последнего прощального выхода
«Театр — мой дом», — пела Джулия в финале. Зрители понимали, что Джулию Ламберт и Татьяну Шмыгу объединяет одно: обе они не мыслят своей жизни без театра.
Сегодня в это трудно поверить, но ведь одной из ее самых любимых ролей могло и не быть.
И дело даже не в том, что роман Сомерсета Моэма «Театр» практически невозможно перенести на театральную сцену, хотя и этот факт немаловажен. И не в том, что в то время по телевидению был показан двухсерийный фильм с несравненной Вией Артмане в роли Джулии и у всех зрителей героиня романа ассоциировалась с этой великолепной актрисой.
Дело было совсем в ином: она не могла себя представить в роли Джулии Ламберт. Ну не могла, и все тут.
Джулия Ламберт — собирательный образ, ведь за много лет своей творческой жизни Моэм узнал многих выдающихся актрис театра и кино. В фильмах, снятых по его романам, играли Бэтт Дэвис, Коринна Гриффит, Грета Гарбо, Глория Свенсон, Глэдис Купер. Что-то он взял от образов Сары Сиддонс и Сары Бернар, не зря же последние упоминаются в романе.
Итак, Джулия Ламберт — великая актриса Англии, Сара Бернар своего времени. Ей сорок шесть лет, она красива, богата, знаменита, занята любимым делом, играет в собственном театре.
Всю свою жизнь она посвятила сцене. Публика любила ее, многие дарили ей подарки и цветы, чтобы не потерять обожателей, она каждому из них писала несколько строк благодарности в ответ. У нее были воздыхатели, с которыми она общалась лично, они признавались ей в любви и восхищались ее игрой. Джулия постоянно была на людях и никогда не оставалась одна. Вечеринки, светские мероприятия, все те места, где она была в центре внимания. К сожалению, и вне сцены она тоже жила игрой. Внутренняя необходимость в признании и любви окружающих подталкивала ее подстраивать под себя всех, с кем она общается. Муж, сын, прислуга, светское общество — все танцевали под ее дудку.
Вспоминая о прошлом, Джулия грустит: жизнь обманула ее, лишила того самого семейного счастья, о котором мечтают чуть ли не все женщины планеты. Ее любовь к мужу умерла, так и не получив ответа со стороны Майкла. Но у нее осталось ее искусство — каждый вечер она выходит на сцену, из мира притворства в мир реальности. В конце романа Джулия приходит к мысли, что настоящий театр — это и есть жизнь. Люди играют бесконечный спектакль и сами являются материалом, из которого актеры лепят потом характеры.
С одной стороны, Моэм восхищается той виртуозностью, с которой Джулия жонглирует чужими судьбами, непринужденно и с удовольствием ломая жизнь другим людям по собственной прихоти, с другой же — читатель замечает в словах автора издевку, что говорит не в пользу актерства за пределами сцены. Привычка ли это пропускать
Все это и смущало ее. Ведь они с Джулией такие разные. Но больше всего ее смущал другой момент, и именно он и мешал приступить к работе.
В центре романа — история карьеры великой актрисы Джулии Ламберт. А вокруг — тонкая, едко-ироничная история блистательной, умной актрисы, отмечающей «кризис середины жизни» романом с красивым молодым «хищником». Да и намек на то, что Джулия любит молоденьких мальчиков, сквозит на протяжении всего романа. Не зря же Моэм написал про отношение героини к мужу: «Джулия осознала, что он потерял аромат юности и стал просто мужчиной».
Она — Татьяна Шмыга — совсем другая. Да, она красива, знаменита, обожает свою работу. И у нее тоже есть толпы обожателей, которые, как любит говорить ее муж, «хвостами ходят за ней». Но в отличие от Джулии, которая живет только на сцене, а в повседневной жизни лишь притворяется (не зря же сын ее спрашивает: «Из какой это роли, мамочка?»), она — Татьяна Шмыга — не королева чардаша и не эффектная Нинон.
В ее облике и манерах ничто не выдает артистку, которой знакомы слава и успех. Закончился спектакль, закрылся занавес, отгремели овации, она сняла в своей грим-уборной театральный костюм и грим, надела очки, вышла через служебный вход на улицу — и уже через некоторое время занялась обычными повседневными делами. А блеск и шик своих героинь оставила в стенах театра. Она не путает сцену и повседневную жизнь.
Иногда доходит до смешного. Люди не из театрального мира, пришедшие в театр со служебного входа по своим делам, желая увидеть ее «в жизни», говорят: «Покажите мне вашу прославленную Шмыгу» — и с этим возгласом порой проходят мимо нее. Она только радуется этому обстоятельству. Как и тому, что на улицах ее узнают очень редко.
— Зайдешь в магазин, так не дай бог, чтобы узнали, — не раз хохотала она. — А то какая-нибудь экзальтированная дамочка воскликнет: «Ой, Татьяна Ивановна, да вы бы без очереди…» Я тут же подхватываюсь — и пулей из этого магазина.
Не любит она и светскую жизнь. Предпочитает уединение в собственном доме. Ее очень редко можно встретить на различного рода банкетах и презентациях. Она собирает гостей у себя дома. Сюда очень любят приходить друзья — а они у нее замечательные, настоящие. Люди, с которыми она прошла через десятилетия. Причем в основном они не актеры — врачи, учителя, физики.
Так что же объединяет с Джулией? Многое. И это многое называется — Театр!
Она сделала свою Джулию. Безумно талантливую, тонкую, колкую, ироничную, трогательную, смешную, где-то нелепую, но неистово служащую лишь одному — Его Величеству Театру, пусть даже в ущерб собственной жизни. Ведь в наше время актеры служат театру не менее истово, чем в прошлые века.