Загадочное имя
Шрифт:
– Да не это. Вот! – Нина показала на фотографию. Она и Люк стоят возле кафе. Подпись гласила: «Новая любовь Люка. Как долго она продлится?» – И вот! И вот!
Один журнал опубликовал снимок, сделанный на церемонии награждения, где они встретились. Фото сопровождалось небольшой статьей, в которой «заслуживающие доверия источники» поведали об их романе. Другой журнал опубликовал старую фотографию Нины, ее биографические данные, включая знак зодиака.
– Где ты все это набрала?
– В супермаркете.
–
– Не имею понятия. Его все еще нет в Нью-Йорке. Думаю, что он позвонит мне сегодня или завтра. О-о-о! Я ему тогда скажу, что думаю по этому поводу.
– Нина, опомнись. Как он мог…
– Он должен, должен был знать. С ним это случается постоянно. Но он ничего мне не сказал, потому что знал, что мне это не понравится. Подожди, когда я доберусь до него… – Она была в ярости.
Одно дело, когда в прессе сообщают, что ты хорошо или плохо спела или вообще отказалась петь, и совсем другое, когда тебя позорят в бульварной газетенке, где полусумасшедшие писаки, которым больше нечего делать, лезут в твою личную жизнь.
– Нина, ты действительно сказала: «Он дает мне больше счастья, чем любой из моих европейских любовников»?
– Да нет же, – чуть не заплакала Нина. – Не говорила я этого! В том-то и дело. Все вранье!
Елена старалась успокоить ее. Но Нина и слышать ничего не хотела. Через полчаса, отказавшись спокойно выслушать доводы подруги, Нина пулей вылетела на улицу и понеслась домой.
Возле дома ее поджидал репортер.
– Мисс Гаггарелли! – окликнул он.
– Ньяньярелли, идиот чертов. Ньяньярелли. Если ты подойдешь ко мне, я позову полицейского.
Она вошла в квартиру.
Люк позвонил через два дня.
– Нина? Ты видела газеты? Как ты себя чувствуешь? – спросил он с тревогой.
– Прекрасно! Я забаррикадировала дверь, я меняю имя, я крашу волосы. Я вообще больше нигде не появлюсь. И я даже не хочу тебя больше видеть!
– Нина…
– Ты ведь знал, что так будет. Знал? Сам-то ты решил отсидеться в Кливленде…
– В Чикаго.
– Все равно. Где бы то ни было. Я уже прошла через всю эту грязь, когда разводилась с Филиппом, и не хочу повторения.
– Нина, возьми себя в руки.
– Именно это я сейчас и делаю. Надо было быть сумасшедшей, чтобы связаться с тобой.
Оба замолчали. У нее раскалывалась голова. Нине вдруг захотелось, чтобы он был рядом.
– Люк. – Ее голос звучал жалобно.
– Я буду дома через четыре дня. Мы все уладим.
Следующие дни были просто сумасшедшими. Ей пришлось отключить телефон: она была единственной Ниной Ньяньярелли в телефонной книге и ей без конца звонили самые разные люди. Она подала заявление, чтобы ее фамилию из книги изъяли.
Кто-то в Чикаго раздобыл счет Люка в отеле. Три междугородних звонка в ее квартиру из его гостиницы подтвердили слухи. Репортеры скандальной хроники провожали Нину до служебного подъезда оперы и поджидали там. Однако, как отметила Нина, невежи покупкой билетов себя не затрудняли. Ее фотографировали в самых неожиданных местах: в овощном магазине, когда она ловила такси, в парикмахерской и, конечно, когда она шла в квартиру Люка кормить его злосчастную рыбку.
Какой-то молодой человек приятной наружности, казалось, просто поселился на тротуаре возле ее дома.
– За что вы меня мучаете? – взмолилась она.
– Это всего лишь моя работа, – ответил он и нажал кнопку фотоаппарата.
Нина разбила его камеру.
Вернувшись в Нью-Йорк, Люк сразу приехал к ней. Она бросилась в его объятия, стремясь найти в них покой и защиту.
– Привет, – других слов у нее не нашлось.
Люк крепко обнял ее и какое-то время не отпускал.
– Ты поверишь мне, если я пообещаю, что через несколько дней это все утихнет? – спросил он. – Они бросаются лишь на горяченькое. Через неделю-две новость остынет, и они от нас отвяжутся.
– Что ж. По крайней мере ты честен, – грустно сказала она, отодвинувшись от него и проводя рукой по своим волосам.
– Я не думал, что тебя это так взволнует. Твой развод был настолько тяжелым?
– Ты не знал? – Люк отрицательно покачал головой. – Он был чудовищным. Наши жизни препарировали во всех колонках светских сплетен. В том числе сексуальную жизнь, точнее, отсутствие таковой у меня и весьма экстравагантную у Филиппа. Он выглядел суперсексуальным французским Ромео, а я фригидной трудоголичкой, на которой он, бедненький, имел несчастье жениться. Это было ужасно. – Ее передернуло от воспоминаний.
Люк снова обнял Нину и положил ее голову к себе на грудь.
– Я не знал, – пробормотал он.
У Люка был усталый вид, да и она была совсем разбитой: сказалось напряжение последних дней.
– Послушай, ты ведь не поешь на следующей неделе, – сказал Люк. – Почему бы нам не уехать на какое-то время? У Джесса есть небольшая дача на севере штата, и мы можем ею воспользоваться. Если мы поедем завтра утром, то к обеду будем там.
Нина с готовностью согласилась. Ей нужно было уехать. «И это было бы хорошо для наших отношений», – подумала она. Они так редко оставались наедине.
Как же она по нему соскучилась! Нина продемонстрировала ему это, забыв на время все беды.
Джесс с удовольствием предоставил им свою дачу, хотя шумно удивлялся: что нашла такая утонченная дама, как Нина, в таком неотесанном деревенском мужлане, как Люк?
Они уехали рано после небольшой перепалки Нины с дежурившим на тротуаре парнем.
Поездка была великолепной. Осень затягивалась, деревья еще не сбросили золотую листву. Они заехали в маленький магазинчик за продуктами, потом поехали прямо на дачу.