Загадочные страницы русской истории
Шрифт:
Как продолжение этого текста можно принять слова генерала Игнатьева: «Не раз говаривал отец (граф А. П. Игнатьев, член Государственного совета. — Авт.) еще до войны, что не доведут Россию до добра затеи этой компании и что когда-нибудь за их жажду наживы, за их лесные концессии, которые они взяли на Ялу, под самым носом у японцев, привыкших считать себя уже здесь хозяевами, придется дорого расплачиваться всему государству».
Возможность решить все миром еще была. «При благоразумном отношении к делу мы, конечно, могли бы избежать надвигавшейся войны, а последствия войны почти никогда нельзя предвидеть точно», — рассуждал в своих мемуарах генерал Епанчин. Японцы это также понимали, а потому в Петербург приехал маркиз Ито, предложивший от имени своего императора разделить сферы интересов: Япония
Можно добавить, что в то предреволюционное время Николай II, неумолимо терявший популярность у своих подданных, прекрасно понимал положительное значение «маленькой победоносной войны». Однако этот полковник — максимальное звание, до которого Николай Александрович сумел дослужиться в бытность свою великим князем, — отнюдь не являлся стратегом, хотя и принял на себя в 1915 году роль верховного главнокомандующего. Из Петербурга, столицы могущественной России, Япония казалось очень маленькой и весьма отсталой.
Но не только из Петербурга. Вот свидетельство генерала Гамильтона, главного представителя английской армии при нашем противнике. Его «Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны 19041905 гг.» вышла в Англии в 1906 году и в том же году (!) была переведена и переиздана в России: «Интересно отметить то наличие впечатлений, которое производил на Японию и Англию целый ряд опубликованных в то время небылиц про Россию и ее будущие успехи на Дальнем Востоке. Как часто и авторитетно уверяли нас в Англии, что Россия прочно утвердилась в Маньчжурии, что Маньчжурия уже стала Россией… Как же поступила Япония? Она вдумчиво, внимательно обсудила истинное положение вещей и пришла к совершенно обратному заключению… Как легко было привести Россию в состояние сладкого усыпления прессой и общественным мнением Запада! Удивительно, как Россия не могла разгадать истинного могущества Японии, выражавшегося хотя бы в той непреклонности, с которой Япония, несмотря на всю свою умеренность, настаивала на важнейших для ее будущности требованиях, или в той решимости ее при начале военных действий… С каким понятным пренебрежением должна была смотреть Япония на все эти уверения и убаюкивания! Я думаю даже, что все это входило в ее планы».
«История учит тому, что она ничему не учит», — кажется, более всего эта пословица касается наших соотечественников. Вспомним, насколько были чутки все послесталинские правители советской державы к западной лести! Наши газеты постоянно перепечатывали «восторженные отклики» зарубежной прессы на их заявления и инициативы, а партийные идеологи с упоением талдычили о «международном авторитете» тогдашних вождей. К чему это привело — известно.
Однако речь теперь не о них, а потому вернемся к генералу Гамильтону, сообщавшему далее о встрече в Токио с одним весьма высокопоставленным лицом, которое «в виде доказательства особого расположения и доверия» передало генералу «подробный отчет о численности русской армии. Этот отчет, или, точнее, дислокация точно определяла как места расположения, так и боевой состав каждой из войсковых частей, расквартированных к востоку от озера Байкал… К ней были приложены документы, указывающие в подробностях число людей, орудий и лошадей, прибывших на театр военных действий… Я был поражен всем этим количеством точных цифр, а также и внушительной силой русской армии. Предполагалось, что имеется налицо 180 батальонов полного состава, а вместе с кавалерией, артиллерией и инженерами русские силы в Маньчжурии исчислялись до 200 000 человек. Я послал в Англию этот документ, однако… в нем не было ни слова правды».
Как видим, японские спецслужбы по всем направлениям работали классно! Они скрывали собственные знания даже от своих союзников и тем обеспечили грядущий успех. В частности, японский штаб отлично знал, что численность отмобилизованной русской армии к 1 мая едва достигала 80 000 человек. Думается, «штабс- капитаны Рыбниковы» (вспомним одноименный рассказ А. И. Куприна) имели полное представление и о качестве этой армии.
«Материальное обеспечение офицеров строевых частей было намного ниже уровня содержания средней прослойки чиновничества, — писал генерал-майор А. И. Сорокин в книге «Русско-японская война 1904–1905 гг.», выпущенной Воениздатом в 1956 году. — Это способствовало тому, что в армейские учебные заведения шла молодежь, часто непригодная для другой общественной деятельности. Куропаткин (военный министр. — Авт.) утверждал, что офицеры, наиболее подготовленные и развитые, бежали из строевых частей, устраивались в жандармы, земские начальники и даже надевали полицейский мундир».
Дополним опять-таки эту характеристику словами генерала Игнатьева: «Молодое поколение офицеров привыкло исполнять военную службу, как всякое другое ремесло мирного времени; в них больше воспитывали чувство верности престолу, чем чувство тяжелой военной ответственности перед Родиной…».
А ведь когда офицер перестает чувствовать себя именно офицером, когда начинает завидовать тому само-му статскому чиновнику, которого люди военные во все времена справедливо презирали, — армия заканчивается. Ведь служба — не только оружие, чины и мундиры, но прежде всего воинский дух, армейская романтика, презрение к смерти и, как следствие перечисленного, ощущение собственного превосходства над любым, не имеющим чести принадлежать к военному сословию.
Дела с солдатами обстояли еще хуже. Генерал Епанчин свидетельствует, что со времени введения общей воинской повинности в 1874 году «армия уже не была, как прежде, кастой, когда солдат служил почти всю жизнь; настроение народных масс сильно изменилось даже и у нас, и появилась широкая подпольная пропаганда. А при таких условиях надо было основательно призадуматься — следует ли рисковать войной, а стало быть, и возможностью неудачи… Когда наши воины защищали родную землю, когда они шли защищать христиан от “бусурман”, они понимали необходимость войны. Не то было при войне с Японией: почти никто не понимал необходимости этой войны». Автор с горечью признается, что «этой войне в России никто не сочувствовал, народная масса совсем ее не понимала, а еще менее понимала эту войну наша армия».
Рекрут XVIII — первой половины XIX столетия, «военный профессионал», не имел обыкновения задумываться, почему его ведут, допустим, в Крым или в Альпы. Зато он знал, что своей храбростью в бою может заполучить отличия, которые скрасят ему четвертьвековую службу, может получить офицерский чин. А вот служащий по призыву солдат нередко имел весомый повод для раздумий, приводивших, скажем так, к нежелательным последствиям. Вспомним, как развалился фронт в 1917-м! Да и на Дальнем Востоке большинство наших солдат воевали совсем не с таким желанием, как их деды или прадеды.
Чтоб сделать картину еще более мрачной, точнее — реалистичной, скажем, что воюющая армия была связана с Россией одной лишь железнодорожной линией: от Харбина на Мукден, на Ляоян и на Порт-Артур, и по этой одноколейной дороге в течение двух лет осуществлялось все ее снабжение… Маньчжурскую армию возглавил генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, военный министр. Можно сказать, это было созвучно 1812 году, когда во главе 1 — й Западной армии встал военный министр генерал от инфантерии М. Б. Барклай де Толли. Однако если Михаил Богданович имел богатый боевой опыт, то Алексей Николаевич обратил на себя внимание под Плевной, когда был капитаном Генерального штаба и состоял при Скобелеве. Это дало возможность генералу М. И. Драгомирову так прокомментировать назначение генерала Куропаткина: «Может быть, это и хорошо, только вот кто там за Скобелева?» Скобелева не нашлось.
В ночь на 27 января 1904 года японцы внезапно напали на эскадру, стоявшую на рейде Порт-Артура. В результате минной атаки были подорваны два лучших броненосца и крейсер. Можно понять, что война была неожиданностью для стоявших в Петергофе уланов. Но почему нападение оказалось внезапным для моряков Артурской эскадры и русского командования на Дальнем Востоке?
XX век начался Русско-японской войной. За ней пришла Революция.
Имперское самоубийство