Загадочный материк
Шрифт:
Кто-то положил ему руку на плечо. Мичман обернулся.
— Любуетесь напоследок тропиками? — спросил лейтенант Анненков. — В Петербурге теперь осенняя сырость, дождь, холодные ветры, а здесь всё цветет, благоухает.
— И всё же родной осенний Петербург милее тропического Рио-де-Жанейро. Разве вы, Михаил Дмитриевич, не желали бы хоть пять минут подышать российским воздухом, пройтись по Невскому!..
Четыре с половиной месяца миновало, как две дивизии покинули Кронштадтский рейд. Северная полярная экспедиция на «Открытии» и «Благонамеренном» шла под начальством капитан-лейтенанта М.Н. Васильева и
Беллинсгаузену было около 40 лет. Он родился на острове Сарема у берегов Балтийского моря. «Как рыба не может жить без воды, так и я не могу жить без моря», — говорил он. Подобно Лазареву, Фаддей Фаддеевич десятилетним мальчиком поступил в Морской корпус, шестнадцати лет стал гардемарином, восемнадцати — мичманом. Плавал к берегам Англии, служил на Балтике в Ревельской эскадре. Со знаменитым Иваном Федоровичем Крузенштерном участвовал в первом русском кругосветном походе на корабле «Надежда», а потом командовал различными фрегатами на Балтийском и Черном морях. Лазарев называл его «искусным, неустрашимым моряком и теплой души человеком». Но самую высокую аттестацию дал ему прославленный Крузенштерн: «Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном». Василий Михайлович Головнин в то время совершал дальнее плавание. Командование поручили Беллинсгаузену.
Идею экспедиции в южнополярные моря долгое время вынашивали и Сарычев, и Головнин, и Коцебу, и другие исследователи. И.Ф. Крузенштерн писал морскому министру:
«Сия экспедиция, кроме главной ее цели — изведания страны Южного полюса, должна особливо поверить всё неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки».
Экспедиция получила задание вести в походе астрономические, географические, метеорологические, магнитные, гидрологические, этнографические и другие научные наблюдения, собирать минералы, зоологические и ботанические коллекции, составлять карты и подробные описания посещенных мест, определять координаты не только вновь открытых земель, но и обнаруженных ранее.
На небольших парусных кораблях в неведомый мир чудовищных айсбергов, гибельных штормов и пурги шли 180 офицеров и матросов.
«Восток», построенный на петербургской верфи, имел водоизмещение 900 тонн, «Мирный», переоборудованный из транспорта, — 530 тонн; он отличался прочностью корпуса и удобствами, но уступал флагманскому кораблю в быстроте хода.
14 декабря шлюпы пересекли 52-ю параллель и держали курс к Южной Георгии, где исследователей ожидали первые открытия. [1]
1
Даты приведены по старому стилю.
Рано утром все собрались на палубе. Густые черные тучи закрыли южный горизонт. Резвились киты, салютуя фонтанами, величаво парили
На шканцах, самом почетном месте на корабле, между передней и второй мачтами, стояли Беллинсгаузен и два человека в штатской одежде: Иван Михайлович Симонов, профессор Казанского университета, и петербургский художник-академик Павел Николаевич Михайлов.
— Виден бурун, — доложил начальнику экспедиции лейтенант Лесков.
— Значит, берег близко!
Волны пенились у торчавшей из моря скалы, порой перекатываясь через неё.
— Каменья! — шепнул плотник Петр Курлыгин матросу Максимову.
— А ты оробел? Обойдем!
— Ба-атюшки, да это кит, дохлый кит! — воскликнул зоркий мичман Демидов.
Множество птиц, усевшихся на туше гиганта, усердно долбило её клювами, целые стаи носились в воздухе, собираясь участвовать в пиршестве.
— Дозвольте мне туда на шлюпке? — обратился Демидов к начальнику.
Фаддей Фаддеевич кивнул.
— Вчера Михаил Петрович Лазарев альбатроса подстрелил, тридцать один фунт тянет, — рассказывал профессор Симонов. — Чудо как хорош альбатрос: побольше здоровенного гуся, а пух густоты, белизны и мягкости такой, что у красавца-лебедя не встретишь…
Матросы, почтительно держась в стороне, прислушивались. Всем по душе пришелся веселый, общительный и доступный ученый; человек штатский, сухопутный, а словно смолоду на море…
Демидов вернулся с трофеем.
— Для нашей коллекции, — объявил мичман, подняв высоко над головой добытого альбатроса.
Матрос Егор Киселев, растянув крылья птицы, ахнул:
— Гляди, братцы, четыре аршина верных!
Из тумана выплыли берега Южной Георгии. Волны с гулом разбивались у подножья мрачных отвесных скал. На вершине и в ущельях лежал глубокий снег, бухты и заливы были заполнены ледяными глыбами.
— И-эх! Туго набито! — дивились матросы. — Тут убоинку можно не солить — и за год не протухает!..
Корабли остановились близ острова. С «Мирного» прибыли на шлюпке Лазарев, лейтенант Анненков и Новосильский.
— До чего мрачна и неприютна сия земля! — здороваясь с гостями, сказал Симонов. — Вечный снег, льды, скалы, поросшие мохом. А туман гуще лондонского… Поистине, страна печали.
Гостей проводили в кают-компанию, где их ждал обед и чай с ямайским ромом, запасенным в Портсмуте «для случая».
Вошел капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский, старший офицер «Востока»:
— К нам направляются визитеры…
— Киты?.. Или тюлени? — засмеялся Лазарев.
— Вы не верите, а я говорю правду. Идет ботик под английским флагом.
К шлюпу пристал маленький китобойный ялик, на нем было четыре человека. Они рассказали, что два английских зверобойных судна стоят неподалеку в заливе. Сорок пять промышленников несколько месяцев заняты добычей кита и тюленя в бухтах острова.
Неожиданных посетителей одарили ромом и сухарями. Ялик направился к берегу.
Экспедиция медленно продвигалась вдоль неисследованного побережья Южной Георгии, составляя тщательное описание земли, лежащей на подступах к Полярному кругу, и карта заполнялась именами офицеров «Востока» и «Мирного»: остров Анненкова, залив Новосильского, мысы Демидова, Куприянова, Порядина. На третий день Беллинсгаузен объявил: