Загадочный материк
Шрифт:
Часть первая
АНТАРКТИЧЕСКИЕ КОЛУМБЫ
…Я вижу умными очами:
Колумб Российский между льдами
Спешит и презирает рок.
Мичман Новосильский собирается в дальний вояж
Майским утром 1819 года мичман Павел Михайлович Новосильский торопливо шагал по Галкиной улице Кронштадта. Молодой офицер не верил своему счастью: неужели он и вправду пойдет в дальний вояж — на самый край Света, увидит бурные моря Южного Ледовитого океана, а может статься, и неведомые земли?! Ну, конечно, конечно же: сам Михаил Петрович Лазарев только что говорил с ним, обнадежил и даже вручил личную рекомендацию. Новосильский нащупал в боковом кармане драгоценное письмо и ещё быстрее зашагал к пристани.
Неделю назад он и не помышлял об участии в полярном походе, но как-то вечером к нему пришел мичман Иван Антонович Куприянов, возбужденный и радостный.
— Поздравь меня, Павел, — зачислен на шлюп «Мирный»! — торжественно объявил приятель.
— От души рад за тебя, желаю успеха, — протянул руку Новосильский.
Он подавил досадливое чувство: почему же ему не дается этакое счастье? Вместе с Куприяновым он учился в Морском корпусе, вместе гардемаринами год назад проходили выучку на «Памяти Евстафия», а совсем недавно в один день оба получили первый офицерский чин. Конечно, Ивану Антоновичу с его богатой родней и связями в высшем свете Петербурга легко сделать карьеру, а вот он, хотя на экзаменах был из первых и в прошлогоднем плавании отличился, так и не увидит ничего дальше Финского залива…
— Кто же начальником у тебя? — спросил Новосильский.
— Преславный кругосветный мореходец! Угадаешь?..
— Не берусь! Мало ли у нас командиров достойных!..
— Командовать шлюпом «Мирный» будет наш начальник на «Памяти Евстафия»…
— Михаил Петрович?
— Он самый!.. Вот что, Павел: иди к нему, проси, чтобы тебя зачислили.
— Бог знает чего ты ещё надумаешь! Ну как это я вдруг?..
— Да ведь он тебя отличал, помнит! Право, сходи, не упускай случая. Под лежачий камень и вода не течет…
Все эти дни Павел Михайлович пребывал в нерешимости. А если осмелиться и в самом деле итти к Лазареву, попытать счастья? Или лучше посоветоваться с отцом, он знает Михаила Петровича… Осерчает батюшка, не любит он этих протекций…
Против ожидания старик Новосильский благосклонно отнесся к намерениям сына.
— Наслышан я об экспедиции в южные моря, — сказал отставной офицер, потерявший руку в морском сражении. — Дело большое задумано! Говоришь,
— Да, батюшка…
— А сочинение капитана Кука знаешь? Читал?
— Н-нет… В корпусе географ об оном сказывал…
— Прочти, непременно прочти, как сей мореход землю неведомую искал — Южный материк. Ежели есть оная земля, статься может, и сыщут её моряки наши… Благословляю тебя, сын, на подвиг. Михайле Петровичу напишу. Верю — не посрамишь имени Новосильских.
И вот нынче утром мичман пошел к Лазареву на Галкину улицу. С бьющимся сердцем дожидался он в зале, оглядывая секстаны, компасы, подзорные трубы знаменитого мореплавателя.
Михаилу Петровичу было только тридцать лет и двадцать из них он отдал флоту. Ещё в Морском кадетском корпусе, куда определил его отец, небогатый владимирский дворянин, мальчик отличался прилежанием и замечательной страстью к наукам. Гардемарином и мичманом Лазарев практиковался на английских судах, около четырех лет провел в дальних плаваниях. Вернувшись на родину, участвовал в боевых операциях. Двадцати пяти лет, командуя кораблем «Суворов», ушел на три года в океанский поход. В этом кругосветном плавании русских моряков особенно проявились качества молодого офицера, будущего прославленного флотоводца — пытливый ум, решительность, превосходное знание дела. Теперь он готовился к необыкновенному путешествию…
Дверь отворилась, и вошел Лазарев, широколицый, румяный, моложавый, в форменном сюртуке без эполет. Пробежав письмо, он внимательно взглянул на Новосильского:
— Я бы непрочь вас взять, хоть меня и засыпали просьбами… Но точно ли вы желаете итти в столь дальний вояж, особенно к Южному полюсу, где будет много трудов и опасностей?
— Какой же офицер побоится трудов и опасностей и не пожелает участвовать в сей экспедиции!
Лазарев поинтересовался, умеет ли мичман делать обсервации — определять местонахождение по небесным светилам, а затем неожиданно сказал:
— Я вам дам письмо. Поезжайте немедля в Петербург. Ежели желаете быть в дальнем вояже, не теряйте времени!
Новосильский проговорил несколько благодарственных слов и помчался к причалу.
На рейде выстроились фрегаты, корветы, бриги, к небу поднимались мачты с трепетавшими под ветерком вымпелами. Между судами и берегом быстро неслись легкие гички и ялики. Подле красавцев-парусников странной и нескладной казалась стоящая у причала «Елизавета» — большая лодка с паровой машиной в четыре лошадиные силы и с кирпичной трубой, над которой стлался дым. Первый российский пароходик крейсировал между Петербургом и Кронштадтом уже четвертый год.
Новосильский взбежал по деревянным мосткам на судно.
— Здравствуйте, мичман! — остановил его лейтенант Торсон. — У вас нынче вид ликующий, как у именинника… Отчего сие?
— Нет… Да… Ничего особенного, Константин Петрович. — День больно хорош!…
— Денек самый весенний…
Мичман ласково улыбнулся Торсону. Какой он милый, скромный, деликатный — этот Константин Петрович!.. А капитан «Елизаветы» просто прелесть — рыжебородый, с трубкой в зубах, важный… Да и все славные, любезные, задушевные… А солнце так и заливает золотом… Что это Константин Петрович говорил об имениннике? Ох, чуть не позабыл: нынче у Куприяновых бал, две именинницы — Елена Павловна, мамаша Вани, и его сестрица Леночка…