Загнанный
Шрифт:
Он не спеша двинулся за парой. Направление совпадало, время было, почему бы не размяться, проверить, не потерял ли сноровку.
Хотя сноровки никакой не требовалось: пара шла самым спокойным шагом, не оглядываясь, совершенно не тревожась, выслеживают их, или нет. Кому они нужны?
Он даже позавидовал им — их беспечности, их спокойствию. Минуту или две. И запомнил, при случае можно будет изобразить подобную пару: русские, эмигранты, но устроились почти хорошо. Если не шикуют, то и не бедствуют.
Ильич продолжал слушать разговор, уже без интереса, просто для тренировки. Да, угадал. Мужчина работает инженером
Ну, ну, голубушка, дерзай. Франция испытывает острейшую нужду в новоявленных магистрах, разумеется, иначе и быть не может.
А вдруг и испытывает? Не сделать ли Надю экспертом в области новейшего искусства? Ходить с загадочным видам по выставкам и салонам, ничего прямо не говорить, лишь тонко улыбаться — глядишь, и получишь признание. Ну да, он же художник, нельзя об этом забывать, нельзя и другим позволять об этом забывать. Вот только других пока нет, ни связей, ни явок, так, по сусекам поскребли, по амбарам помели, набрали вдвоем с Надей на колобок совсем скудный, всё больше из сору, из старого меньшевистского сору. Из тех, кому с Советской властью не по пути. Перед ними он разыграл Дмитрия, младшего брата. Поверили! Как не поверить, ведь похож? Похож. Владимир Ильич умер? Умер, во всех газетах публикации. Ну, а если умер, то братцу, понятно, нужно срочно искать безопасное место, иначе вдруг да и потянет умерший за собой. С деспотиями это бывает, а то, что в России теперь деспотия, меньшевистский сор почему-то уверен.
Не деспотия, а диктатура! Диктатура партии! Его партии!
Его ли? Если он умер?
Он свернул на улицу поплоше, улицу, на которой любить Париж труднее. Сам он к Парижу не испытывал чувств как таковых. Какие могут быть чувства к городу? Есть города удобные для революционера, а есть неудобные. В удобных полиция снисходительна, в удобных цены приемлемые, в удобных есть все условия для плодотворной работы, вот как в Лонжюмо. А есть города неудобные. Это реальность, это следует знать, но любить? Мелкобуржуазные «чуйства», внушенные прочитанными в детстве романтическими книжечками.
Он зашел в кофейню, сел у окна, заказал кофе и газету. Очень удобно — сидишь в тепле, а шпик, если таковой есть, мерзнет на улице, что сразу ставит того в положение подчиненного, положение обиженного. Но нет, это он страхуется, а слежки за ним нет. Парижской полиции нет дела до американского художника-новатора, русским эмигрантам нет дела до Дмитрия Ульянова: политический вес Митеньки и прежде был ничтожен, сейчас же, после объявленной смерти Ленина, и вовсе отрицателен.
В окно было видна цель, ювелирная лавка Брейлихса и Сыновей. Вернее, одного Брейлихса, сыновья — дань традиции, оба сына погибли под Верденом.
Он наблюдал, наблюдал, но ничего подозрительного не вынаблюдал. Так и должно быть
И когда до закрытия лавочки оставалось десять минут, он покинул кофейню.
В лавке его встретил сам Брейлихс, ему телефонировали насчет посетителя.
— Мадам Амелия, дорогая, вы можете идти. Желаю вашему племяннику Жоржу поскорее выздороветь, — сказал ювелир женщине неопределенных лет, ближе к пятидесяти,
Женщина суетливо собралась, и быстро покинула помещение.
— Прошу, прошу, проходите, — ювелир запер дверь, повесил табличку «закрыто», и повёл Ильича в недра лавочки.
Дела у ювелира, судя по всему, шли ни шатко ни валко. Он не был ювелиром первого разряда из тех, что держат большие магазин с полудюжиной приказчиков на главной ювелирной улице города. Не был он и ювелиром второго разряда, поскромнее первого, но с претензиями. Он был ювелиром третьего разряда, всех служащих — мадам Амелия на все руки, лавочка скромная, в полуподвале, но в ней можно был купить и колечко для помолвки с небольшим бриллиантиком, и свадебное кольцо с бриллиантиком побольше. Для буржуа
нижнего среднего класса.
Ильичу ювелира рекомендовал старый партийный товарищ, из-за болезни отошедший от активной работы ещё перед войной, поселившийся в Париже и живущий на наследство, полученное в двенадцатом году. Может, и не из-за болезни отошёл от активной работы, а из-за наследства? Теперь уже неважно. Ювелир социалистом не был, социалистам не сочувствовал, и уже этим заслуживал доверия. Потому Ильич к нему и пришёл. Принес бриллиантик — оценить, продать. Выбрал поменьше. Незачем вводить в искушение.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — ювелир усадил Ильича на видавший виды стул, сам же, вставив в глаз лупу, принялся рассматривать бриллиант, поместив тот на бархотку. Потом пинцетом переместил камень на чашечку весов.
— Что ж, камень неплохой. Не самый хороший, нет, но неплохой. До войны за этот камень вы бы могли выручить… — ювелир сделал паузу, — скажем, тысячу франков. Может быть, даже тысячу двести. Полновесных довоенных франков. Но! — ювелир направил указательный палец левой руки в потолок. — Но была война. И теперь спрос на драгоценности упал, а предложение, напротив, выросло. Вы знаете, сколько всяких интересных штучек привезли с собой русские? Множество, уверяю вас, множество. От самых простеньких, до очень, очень искусных. Привезли, и продолжают везти. Только теперь не графы, не князья, а новая советская знать. И агенты Коминтерна. Знаете, как узнают агентов Коминтерна? Они первым делом обращают драгоценности в наличность. Значит, что мы имеем? Продавцы бриллиантов есть, и в избытке. А с покупателями неважно. Те же русские до войны были очень хорошими покупателями, ценили и работу, и размеры. Где те русские? Подданные императора Вильгельма тоже покупали немало, но где они теперь? И Вена, Прага, Будапешт не брезговали нашей работой, но — увы, увы, увы. А французы… Вы знаете, как умеют торговаться французы? Уверяю вас, превосходно умеют!
Долгие разговоры, слишком долгие для ювелира.
— Так какова же ваша оценка? — спросил он, обрывая Брейлихса.
— Я… Я бы дал вам тысячу франков — прямо сейчас. Но, конечно, эта тысяча франков далеко не та, что была до войны.
— Я подумаю, — сказал Ильич, забирая бриллиантик, пряча его в крохотный мешочек, а мешочек — в кишень побольше, а кишень — во внутренний карман пальто.
— Разумеется. Дам бесплатный совет: если есть возможность подождать — подождите. Через год, самое большое через два, бриллианты подорожают, и подорожают сильно, так что если камней у вас много — не продавайте все. Если, конечно, вы не агент Коминтерна.