Загогулина
Шрифт:
— Простите, ваше имя-отчество? — строго спросила Сусанна Григорьевна.
— Фаина Петровна, — ответила бабушка. — Фамилия Паскина. Только это по мужу. Тогда-то я Макарова была.
— Это когда же — ТОГДА? — хмуро произнесла Сусанна Григорьевна.
— Ну, тогда, когда я у Федора Ивановича работала!
— У какого еще Федора Ивановича? — спрашивает Зоя Николаевна.
— Как у какого? — говорит бабушка. — У Шаляпина.
— Вы?! Вы были знакомы с Шаляпиным??? — вскричал Евгений Леопольдович.
— Ну конечно, — сказала бабушка и повернулась к нам. — Как раз перед Октябрьской революцией я устроилась работать сестрой милосердия.
— Слушай, Шишкина, слушай! — сказала вдруг Зоя Николаевна. — Не затем твоя бабушка работала медсестрой перед Октябрьской революцией!
— В больнице Святого Павла! — добавила бабушка. — Это от общины Лилового Креста. Я лечила миллионершу Стахееву. Хотя она ничем не болела. Хандрила Стахеева, вот и все!
— Да, но какое это имеет отношение к делу? — Сусанна Григорьевна постучала карандашом по столу, потому что наши радостно завозились.
— А вот какое, — отвечает бабушка, — второй-то вызов был… к Шаляпину.
— Он что, заболел? — встревожился Евгений Леопольдович.
— Не он, а дети, — объяснила бабушка. — Ребят я вылечила. А Федор Иванович — «Останьтесь!» да «Останьтесь!»… Ну и я вижу — люди попались хорошие.
— Голубушка! Фаина Петровна! — Евгений Леопольдович вскочил и кинулся к бабушке. — Други мои! Вообразите! Фаина Петровна видела живого Шаляпина! Разговаривала с ним! Жила в его доме!.. Да вы знаете, какой это был бас??!
— Шаляпин, — сказала бабушка, — был моим учителем. Он учил меня кататься на велосипеде.
— Научились?! — выкрикнул с места Тарабукин.
— А ты думал! — бабушка положила на парту сумочку. Руки кверху и объявила: — Двадцать третий год! Фаина Паскина! Чемпионка велопробега Мелитополь — Москва!!!
— Вот, Шишкина, — Зоя Николаевна сделала последнюю попытку. — Вот какая у тебя бабушка. Чемпион! Ты же ее только позоришь.
— Ни боже мой! — воскликнула бабушка. — У меня Леночка с пеленок в велосипедном седле!
— Нет, я с ума сойду, — не выдержала Сусанна Григорьевна. — Речь идет не о седле! А о песне! Которую пятый класс «Б» исполнил на смотре.
— Про «море грозное…»? — спрашивает бабушка.
— Именно, — подтвердила Сусанна Григорьевна.
— Этой революционной песне Леночку выучила я! — гордо заявила бабушка. — Мы ее давно еще певали.
— Революционной??! — переспросила Сусанна Григорьевна.
— А как же? — говорит бабушка. — Если между леди и «простым матросом» развертывается явная классовая борьба?!
— «Море грозное» — песня не детская! — стояла на своем Сусанна Григорьевна. — И вообще, все эти «моря» развивают у ребят дурной вкус.
— А «Не плачь, девчонка, пройдут дожди»? — спрашивает бабушка.
— Если вы против «не плачь девчонки…», — вступилась за директора Зоя Николаевна, — обучили бы Шишкину чему-нибудь из классического репертуара. Еще с Шаляпиным знакомы! — она улыбнулась. — Борьба борьбой, но зачем человека за борт выкидывать?..
— Раньше все так делали, — спокойно сказала бабушка.
Она вынула из сумочки толстую грампластинку и протянула ее учителю пения.
Евгений Леопольдович открыл проигрыватель, поставил пластинку, и в классе сквозь потрескиванье и шорох раздался голос Шаляпина:
Из-за острова на стрежень, На простор речной волны Выплывают расписные, Острогрудые челны…Наконец-то я могла спокойно вздохнуть. Я знала: пока поет Федор Иванович — мы с бабушкой в относительной безопасности.
< image l:href="#"/>Полпесни про Степана Разина вид у Сусанны Григорьевны был директорско-воинственный. Только после куплета:
Одним махом поднимает Он красавицу-княжну И за борт ее бросает В набежавшую волну, —ее как-то отпустило.
Потух директор — потухла и Зоя Николаевна.
А Евгений Леопольдович — наоборот — так разволновался, что заглянул к бабушке в сумочку и спросил:
— Еще что-нибудь есть?
— Есть! — сказала бабушка и вытащила фотографию.
— Автограф Шаляпина! — чуть ли не шепотом проговорил Евгений Леопольдович. — Взгляните!.. Это же он сам… Своей рукой!
Фотография пошла по партам. Каждый, к кому она попадала, вслух читал: «И. М. Лукину. Ф. Шаляпин».
Тарабукин потрогал подпись пальцем и сказал:
— Ого!
А моя бабушка сложила все обратно в сумку, махнула нам на прощанье рукой и ушла. Ну, и нас по домам распустили. Потому что, как вы понимаете, собрание наше окончилось.