Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга

Финкер Курт

Аналогичным образом прибегает к маскировке в этом вопросе и автор биографии Фрица Дитлофа фон дер Шуленбурга Альберт Кребс. Он «извиняет» Шуленбурга за согласие на установление контактов с коммунистами смехотворным утверждением, будто Зефков и Якоб (имена которых он не называет, но подразумевает) были «старыми немецкими коммунистами», выступавшими против режима Сталина, а потому, «наоборот», рассматривались Москвой «как раскольники и ренегаты». Шуленбург хотел, мол, только узнать, «каковы были эти люди, с которыми ему пришлось бы иметь в будущем дело как статс-секретарю»²⁸.

Итак, старый тезис о 20 июля 1944 г. как «наивысшей точке» Сопротивления отнюдь не сдан в архив; напротив, он дополнен новым более «гибким» вариантом антикоммунизма. Это относится и к той ситуации, которая начала складываться в ФРГ в конце 1969 г. По существу, высказывания Хенке, уже охарактеризованные нами²⁹, всё ещё определяют

социал-демократическое отношение к Сопротивлению. Пользуясь заранее учитываемой неосведомлённостью многих людей, представители этой линии запросто отрицают тот факт, что КПГ на своих Брюссельской (1935 г.) и Бернской (1939 г.) конференциях, а также в решениях ЦК выработала чёткую стратегическую и тактическую концепцию создания широкого антифашистско-демократического Народного фронта, служившую руководящей нитью для подпольных организаций движения Сопротивления. Но западногерманскому и западноберлинскому читателю стараются внушить, будто коммунистические борцы Сопротивления действовали вопреки воле руководства КПГ, будто они отказались от своей партии и от своего мировоззрения. Вряд ли есть необходимость приводить здесь более наглядное доказательство лживости подобных утверждений, чем тот факт, что, к примеру, Антон Зефков и Франц Якоб, устанавливая контакт с группой Штауффенберга, действовали полностью в духе решений руководства своей партии, поскольку ЦК КПГ сам уже давно сотрудничал во имя свержения Гитлера с представителями буржуазии, с социал-демократами, христианами, офицерами вермахта и другими некоммунистическими элементами в движении «Свободная Германия»³⁰.

В заключение можно указать на примечательное обстоятельство, весьма наглядно показывающее рассмотренный нами процесс поляризации группы Штауффенберга и группы Гёрделера.

К числу подписавших Учредительный манифест ХДС от 26 июня 1945 г. принадлежал и крайзаусец д-р Теодор Штельцер. Хотя на первом публичном митинге ХДС в начале июля 1945 г., состоявшемся в Берлине в здании театра на Шиффсбауердамм, Штельцер был единственным оратором, наиболее определённо выступившим за сотрудничество с коммунистами в деле строительства новой жизни³¹, в дальнейшем он эмигрировал из советской зоны, был затем одно время премьер-министром земли Шлезвиг-Гольштиния, а впоследствии занимал и другие важные посты в ФРГ (например, председателя западногерманской комиссии ЮНЕСКО)³². Но в душе Штельцера всё ещё продолжало жить наследие Штауффенберга. В середине 60-х годов он выступал по западногерманскому телевидению, а 22 сентября 1967 г., за несколько недель до своей кончины³³, сделал привлёкшее всеобщее внимание заявление, в котором подвёл итог своей жизни и высказал своё отношение к вопросам современности. Он назвал «коренной политической ошибкой Федеративной республики» то, что господствующие в ней буржуазные круги не пожелали «со всей последовательностью признать политическую несостоятельность немецкой буржуазии в истории германского национального государства»³⁴. Отсюда, констатировал Штельцер, проистекает ошибочная внутренняя и внешняя политика. «Мы были очевидцами того, — сказал он далее, — как в национал-социалистские времена безобидные буржуа становились хищными волками. Что можем мы сделать, чтобы не допустить повторения? Для этого нам нужны самокритика, самоосознание и лишённая всяких иллюзий оценка положения». Штельцер осудил начатое Аденауэром вооружение Западной Германии и интегрирование ФРГ в систему западных военных союзов, ибо это «означает наш раскол на необозримые времена». Исходя из данного положения, он говорил: «Поэтому действительность требует от нас преобразования. А оно невозможно без сотрудничества с государствами Востока и особенно с ГДР. Однако оно требует взаимного признания на основе равноправия и понимания того, что мы должны ориентироваться на длительное сосуществование обоих германских государств. Это преобразование не может быть направлено ни против ГДР, ни против Федеративной республики, ни против России... Упорствование ФРГ на исключительном праве представлять весь немецкий народ заранее исключает всякое сотрудничество».

Штельцер сформулировал свои требования в виде пяти задач западногерманской внешней политики: признание ГДР; признание границы по Одеру — Нейсе; аннулирование и осуждение Мюнхенского соглашения; достижение договорённости между обоими германскими государствами о разоружении, безатомной зоне и нераспространении ядерного оружия; гарантия особого статуса и жизнеспособности Западного Берлина обоими германскими государствами. Он закончил своё заявление словами: «Моим друзьям и мне пришлось шагать и по возвышенностям, и по низменностям и самим избавиться от многих предвзятых взглядов и иллюзий. Чуть ли не каждому из нас пришлось отдать свою жизнь или поставить её на карту. На основе этого опыта я считаю необходимым, чтобы эти названные мною пять пунктов явились составной частью будущей конструктивной западногерманской

внешней политики».

Выступление этого буржуазного политического деятеля, приговорённого Фрайслером к смертной казни, говорит о реалистическом политическом мышлении и чувстве патриотической ответственности. Оно свидетельствует о том, что Штельцер преодолел барьеры антикоммунизма. Он действовал в духе заветов своих товарищей, павших в борьбе против фашистской системы.

Штауффенберг и его друзья в кульминационный момент своей борьбы искали контактов с представителями немецких революционных рабочих. Их трагедия в том, что они «не смогли своевременно и достаточно широко осуществить союз с подлинно антифашистским движением Сопротивления, возглавлявшимся Коммунистической партией Германии, и что поэтому в заговоре доминировала империалистическая концепция Гёрделера»³⁵. Эта проблема становится очевидной и с точки зрения непролетарского антифашиста. Мартин Нимёллер в уже цитировавшемся нами в начале книги письме констатировал, что со своей сегодняшней точки, зрения он должен сказать, что не стал бы принимать участие в 20 июля³⁶.

И тем не менее борьба и гибель Штауффенберга и его соратников, их стремление достигнуть новых берегов — это завет, который должен быть осуществлён всеми миролюбивыми и прогрессивными силами, чтобы когда-нибудь не стало ещё раз «слишком поздно». Заговор 20 июля 1944 г. со всеми его противоречиями показывает, что пагубный антикоммунизм должен быть преодолён ради обеспечения мира во всём мире. Для Штауффенберга и его друзей, для выполнения их заветов, для понимания уроков истории, как и прежде, остаются в силе слова, сказанные Генрихом Манном в 1948 г.:

«Немецкое движение Сопротивления боролось не против какого-либо чужеземного агрессора; оно было вызвано к жизни торжествующим насилием, которое повсюду торжествовало лишь по видимости и только у самих немцев реально. Сопротивление являлось делом меньшинства; и всё же, дабы принести плоды, оно должно было заставить массы, которые были ещё далеки от него и не желали думать, осознать их нравственные права. Жертвы в собственных рядах были неизбежны. Манифесты, скреплённые печатью смерти, стяжали себе право на бессмертие. Они служили бы призывом и в будущем, а сопротивление насилию уже нашло бы людей, умудрённых опытом борьбы. Стоит народу пожелать, и он вспомнит своих самых достойных борцов. И тогда не к чему было бы больше умирать — ведь и те, кто пал за свободу, предпочли бы победить, не погибнув»³⁷.

Примечания

¹ «Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung», Bd. 5. Berlin, 1966, S. 415.

² Ibid., S. 413/414.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 433.

⁴ «Kaltenbrunner-Berichte», S. 193.

⁵ «Aufruf der „Aktionsgemeinschaft 20. Juli 1944“» (geschaftsfuhrend Gotthold Muller, Munchen), abgedruckt im «Rheinischer Merkur» voml8. Juli 1969.

⁶ Heinrich Boll. Erzahlungen — Horspiele — Aufsatze. Koln/Berlin (W), 1961, S. 368 f. Это полностью относится к Штауффенбергу, который в беседе с католическим епископом Берлина, позднее ставшим кардиналом графом Прейзингом, обсуждал весной 1944 г. необходимость политического переворота, выдвигая при этом вопрос об оправдании покушения. В данной связи весьма показательно, что Крамарц (op. cit., S. 160), ссылаясь на графа Александра фон Штауффенберга, сообщает: «После краха [фашизма] кардинал Прейзинг писал матери Штауффенберга, что хотя он и не мог дать её сыну благословение церкви, однако не смог отказать ему в своём личном пасторском благословении».

⁷ Н. Boll. Op. cit., S. 394 f; vgl. hierzu auch: Heinz Plavius. Bolls Asthetik des Humanen, in: «Sonntag», Nr. 52 vom 25. September 1966.

⁸ Peter Hermes. Die Christlich-Demokratische Union und die Bodenreform in der Sowjetischen Besatzungszone Deutschlands im Jahre 1945. Saarbrucken, 1963, S. 170.

⁹ Vgl. etwa Theodor Steltzer. Op. cit., S. 165; T. von Schlabrendorf. Offiziere gegen Hilter. Frankfurt a. Main und Hamburg, 1962, S. 178; ferner H. Etzrodt. Das Geschlecht Wentzel. Eisleben, 1937. Согласно этим данным, Венцель имел в 1937 г. 15 816 моргенов земли, а также 5614 моргенов пахотной земли. .

¹⁰ Р. Негmеs. Op. cit., S. 116.

¹¹ «Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Chronik», Teil III. Berlin, 1967, S. 245. Там говорится: «Группа незаконно перевела в кассы концерна «Дойче континентальгаз АГ» в Западной Германии более 100 млн. марок народной собственности».

¹² «Neue Zeit» vom 12. September 1945. Такая линия проводилась уже в первом номере «Neue Zeit» от 22 июля 1945 г.; напечатанная в нём статья являлась настоящим гимном Гёрделеру.