Заговор богов
Шрифт:
– Подожди, сынок, – не согласился Пиренгул. – Какие скалолазы? Отвесная стена и пропасть с милю! А по дну еще и река бурная бежит! – Однако в ответ на ироничный взгляд Руса поправился: – Теперь-то, конечно, знаю, что есть у них такие умельцы. Хм, и не только воины-маги! Гвозди придумали, веревки. Но раньше ни я, ни даже уважаемый Отиг о них и не слышали!
– На то в армии есть секретность! – многозначительно сказал Рус, а Пиренгул нахмурился. Давно думал вызвать сюда Максада, чтобы устроить настоящую службу безопасности, откладывал, полагал, что в засыхающем Тире он пока нужнее, но сейчас решил – вызовет. – Просто я знавал в жизни одного скалолаза немага, который рассказывал о тех веревках. И еще говорил, что ночью и в туман –
– Я и забыл о том человеке, давно это было, а тут все сложилось: день, голем, Эндогория. Вот и все. А «отчим» и так называемый «побратим» мне не помогали. – И одной только этой усмешкой, с которой назвал Бога… не назвал, конечно, но всем ясно, кого он имел в виду, укрепил у Пиренгула мысль о «побратимстве». Кто еще так посмеет? – Я что еще подумал, Пиренгул, может не надо о моем участии знать широким народным массам? Этруски будут молчать, обещаю. Мне и так хватает слухов о том «побратимстве». Люди шарахаются или, наоборот, пристают – надоело.
– Правильно мыслишь, Рус! – поддержал его князь. Без божественной поддержки его победа выглядела гораздо значительней. – Эх, жаль, Эрдоган погиб, я бы ему устроил…
Дело в том, что опрос выживших воинов показал чудовищное нарушение – секретную последовательность камней для открытия врат знали половина воинов. Сотник ввел «ротацию постов», которая, по его мнению, повышала боеспособность. Разведчики наверняка поймали первого попавшегося, тот и выложил им все. Один лазутчик, благодаря Русу выжил, но пока находился в беспамятстве. Позже Отиг наберется сил и сломает ему блокировку памяти, а пока пусть поспит.
– Пришла пора, Рус, приглашать сюда Целителей и… Максада. Сколько еще эндогорских скало… лазов выжило – неизвестно. Говоришь, не можешь снять блок?
– Я не магистр, – поскромничал зять. Он узнал, что кодовая последовательность, по счастью, была известна только двоим: воину-магу, убитому Леоном, и единственному пленнику. Когда Рус прочувствовал строжайшую эндогорскую дисциплину, секретность, возведенную в абсолют, подозрительность ко всем, в том числе и к товарищам по оружию, презрение к тиренцам и грязным рабам, активно насаждаемое в армии, ему стало жаль этих умелых воинов. Не повезло им с царем, от него шли эти неоднозначные нововведения – воин-маг Текущий по имени Ниротон постоянно рассуждал об этом. Весь выживший состав тирской сотни посадили под арест – к ним не подобраться, так что с ними и с остальными семью диверсантами, среди которых остался только один склонный к Силе, вовремя отставший от напарника, пусть разбирается Максад. Давно ему сюда пора.
В городе объявили праздник – первый в истории человеческого Кальвариона. Гелиния расщедрилась и выставила народу каганского вина, фруктов, сладостей и тирские мясные закуски, ради которых повелела забить чуть ли не половину казенных борков и овцебыков. Грация на Фонтанной площади устроила торжественную службу при стечении едва ли не всего, тогда еще невеликого населения княжества. Тиренцы, бывшие рабы (в основном эндогорцы) и даже суровые этруски устроили множество импровизированных концертов с использованием каганских инструментов: разновеликих труб и струнных, напоминающих Русу земные гитары и скрипки с великолепным звучанием. Танцы, веселье длились всю ночь, и главными героями были этруски, Отиг и Пиренгул. По договоренности с князем роль Руса с Леоном скромно умалчивалась.
В Кальварионе Рус погостил у Леона, куда не забыл позвать «великого борца за процветание Тира» Андрея. Друзьям пришлось защищаться от его кулаков, и хитрый
Вечером все вместе погуляли на празднике. Первым домой заторопился Андрей: «Сто лет жену не видел! Я, между прочим, чуть ли не до отката каждый день работаю, Силы на возврат домой не остается! Каналы гудят, что пчелы на пасеке!» Оправдался перед товарищами и был таков. «Старый» Леон тоже ушел бы, но не хотел бросать Русчика. А тот от души веселился, подпевал музыкантам, много пил и старался оставаться неузнанным. Ночью, в мерцающем пламени факелов, в мягком свете из окон домов, в цветном отблеске крыш это было нетрудно. Лишь под утро друзья расстались. Каждый пошел к себе. Рус направился не в Кушинар, а во дворец. Соскучился по жене.
Гелиния проснулась сразу, едва муж переступил порог спальни. Сладко потянулась, зевая, и, открыв глаза только наполовину, не желая полностью выходить в мир яви, медленно проговорила:
– Русчик… наконец-то… я столько тебя ждала… видишь, уснула… иди ко мне… – В ее голосе смешалось все. Своенравие и покорность, нетерпение и смирение, любовь и каприз. Словно не было сегодня размолвки, словно не кипела она от негодования буквально полдня назад…
Рус мгновенно заставил себя протрезветь. Ночная туника скрутилась самым немыслимым образом, легкое покрывало сбилось в несколько куч, одна из которых попала между ног, оголив женское упругое бедро. Гелиния лежала на боку, подложив под щеку обе ладони, отчего ее и так скуластое лицо с одной стороны припухло, что добавило ей умильную детскость. Налитые губки улыбались и шевелились, будто она причмокивала во сне. Глаза так и не хотели распахиваться полностью. Они смотрели из-под век с поволокой и манили: «Ну иди же, я устала ждать…» – и больше никаких мыслей не выражали.
Рус по пути домой готовился к неприятным разборкам, а тут… молча разделся и залез под теплое, нагретое Гелинией, пропитанное ее волнующим жаром одеяло; обнял откликнувшуюся на его прикосновения жену и забыл обо всем. Помнил только, что стал чуточку зверем.
Они проснулись одновременно, в конце последней утренней четверти. Гелиния вскочила первая. Быстро забежала в купель, через пару статеров вылетела из нее, лоснясь от чистоты. Нервно, путано покопалась в шкафу, бросила на кровать длинное платье голубого цвета, обмоталась свежей нижней туникой, на мгновение застыла, словно о чем-то лихорадочно соображая, схватила костяной гребень и в следующий момент, очутившись возле зеркала, принялась расчесываться. Русу вдруг пришло в голову, что ей чего-то не хватает…
– Да кликни ты служанку, Гель. – Он с интересом смотрел на неуклюжие метания голой жены, из всей одежды на которой поначалу был только «отражатель». – Не стесняйся.
– Я самостоятельная женщина, Рус, – ответила Гелиния. Это утверждение было отголоском их давней полемики. Потому и не звала служанку, хотела доспорить без свидетелей. И не решалась начать первой.
Князь Кушинара не желал портить себе прекрасный утренний настрой, поэтому не съязвил. Продолжил наблюдение, не поднимаясь с постели.
– Да не мечись ты так, смотреть смешно. Я – тоже князь, и меня тоже сейчас ждут. Важные люди, между прочим, богатые влиятельные торговцы…
– А меня мои подданные ждут! – Княгиня на мгновение замерла и резко развернулась к мужу, оставив в густых черных волосах белый гребень. – Простые люди, не купцы! Они очередь в канцелярию с ночи занимают, как я могу от них отвернуться? Я люблю свой народ, и я в ответе за него перед Справедливым! А за себя перед Величайшей. В отличие от тебя: ты ни перед кем не отчитывался и не собираешься. – С этими словами презрительно отвернулась и продолжила нелегкое дело приведения себя в порядок. Теперь она торопилась демонстративно.