Заговор бумаг
Шрифт:
— Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
— Ничего удивительного, — сказал Адельман. — Но скоро поймете. Когда слух о приближении Претендента дошел до Биржевой улицы, цены на акции резко упали. Все, у кого были ценные бумаги, старались продать их по любой цене, так как боялись, что, если Претендент захватит престол и станет королем вместо Георга, бумаги потеряют всякую ценность. Не хочу сказать, что все, кто покупал во время кризиса, были преступниками. Среди них были и патриоты, включая меня самого. Мы верили в способность его величества противостоять вторжению. Но мистер Блотвейт скупал
— Ваше отношение к тому, что считать преступлением, очень изменчиво, — заметил я. — Вы сказали, что тоже покупали,когда цены упали .По-вашему, он подлец, потому что купил больше, чем вы?
— Нет, он подлец, потому что он и организовал панику, — сказал Адельман, положив в рот кусок отбивной. — Блотвейт нанял кареты, велел людям изображать из себя Претендента и его свиту, а сам сидел и ждал, когда начнется паника на рынке. Это был ловкий план, и благодаря ему человек, который был просто состоятельным, стал поистине богатым.
Я не стал выражать никаких чувств, надеясь, что это подтолкнет Адельмана рассказать что-нибудь еще.
— Все это напоминает ложную тревогу, поднятую мистером Дарбле по поводу лотереи, — вежливо заметил я.
— Полагаю, разница лишь только в масштабе. Мистер Дарбле мог расстроить планы нескольких инвесторов. Мистер Блотвейт мог погубить целую нацию. Признаюсь, в моих словах есть горечь, поскольку, когда газеты клеймят биржевых маклеров, они, как правило, бросают камни в мой огород. А я просто коммерсант, который с радостью служит своей стране. Блотвейт — вот кто действительно преступный биржевой делец. Этот человек готов погрузить в хаос — и уже погружал — финансы целой страны, чтобы добиться преимущества на бирже. Теперь решайте, будете ли вы доверять такому человеку.
— Чего вы хотите от меня, мистер Адельман?
— Я лишь хочу дать вам совет. Продолжайте свое расследование, мистер Уивер. Его уже обсуждают в кофейнях, но не так бурно, как можно было ожидать. Я говорю: продолжайте его, проявляя всю свою настойчивость и вызывая по возможности больше шума.
А потом можете сидеть и ждать, как ваш друг мистер Блотвейт, когда цены на бирже упадут. А когда они упадут, можете скупать в больших количествах. Если повезет, вред, который вы нанесете, не будет продолжительным, а вы разбогатеете.
— Что вам известно, — спросил я с нарочитой небрежностью, — о поддельных акциях «Компании южных морей»?
Подобно герою Овидия, мистер Адельман мгновенно переменился. Он вскочил и, схватив меня за руку, угрожающе, но едва слышно прошипел:
— Никогда не говорите о подобных вещах! Вы не представляете, какой вред вы способны причинить. Такие слова подобны магическому заклинанию. Если их произнести вслух в неподходящем месте, они могут погубить королевство. — Адельман немного успокоился. Он сел на место. — Простите мою горячность, но есть вещи, в которых вы ничего не понимаете., Я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как вы губите то хорошее, что было создано нами.
— Бы говорите, что служите стране, но ничем не отличаетесь от Блотвейта, который преследует личную выгоду. Я твердо уверен:
— Это не более чем злые слухи, — сказал Адельман после недолгого раздумья, — пущенные Блотвейтом. Такая же мистификация, как с каретой Претендента. Насколько мне известно, он выпустил поддельные акции, чтобы придать достоверность своему вымыслу. Но, поверьте мне, это лишь уловка, с помощью которой он стремится подорвать доверие к нашей компании. Вы, мистер Уивер, лишь орудие в руках тех, кто к этому стремится.
— А что вы скажете, если я сообщу вам, что мой отец верил, будто поддельные акции существуют — и выпускаются кем-то внутри «Компании южных морей»?
— Я скажу, что вас кто-то вводит в заблуждение. Ваш отец был слишком проницательным маклером, чтобы поверить в такой неправдоподобный слух.
Я выждаk какое-то время, надеясь, что у Адельмана сдадут нервы.
— У меня есть доказательство, — наконец сказал я.
Я решил не уточнять, есть ли у меня доказательство существования поддельных акций или того, что в их существование верил отец.
— Какое доказательство? — Лицо Адельмана под белым париком стало пунцовым.
— Могу лишь сказать, что доказательство это довольно веское.
Я несколько преувеличивал свое доверие к отцовскому сочинению. На самом деле ничего, кроме высокопарной риторики, я в нем не увидел. Но я полагал, что рукопись давала мне бесспорное преимущество перед Адельманом и хотел использовать его полностью.
— Что это? — требовательно спросил Адельман. — Поддельная акция? — Он произнес эти слова почти беззвучно, одними губами. — Если речь об этом, уверяю вас, это всего лишь подделка. Ничего подобного не могло выйти из «Компании южных морей». Что бы это ни было, оно преследует цель убедить вас в том, чего на самом деле нет и быть не может.
— Подделка подделки? — Я готов был рассмеяться. — Обман в обмане? Как мило. Вероятно, противники фондовой биржи правы, говоря, что это — дьявольщина.
— Назовите цену вашего доказательства. Забудьте на миг мои слова, что оно ничего не доказывает. Я готов заплатить, чтобы остановить распространение слухов.
Надеюсь, я не разочарую моего читателя, если скажу, что на мгновение я задумался, прикидывая, какую можно было бы назвать цену. Чем таким я был обязан отцу, что могло бы помешать отказаться от платы за то, что я и так пытался сделать все эти годы — забыть его? Что ожидал Адельман услышать, когда просил назвать цену? Тысяча фунтов? Десять тысяч фунтов? Может, следовало уточнить, прежде чем отказаться?
Я всегда испытываю некоторое разочарование, когда понимаю, что не способен совершить зло или действовать по расчету, даже если это в моих интересах. Возможно, чтобы скрыть внутренний конфликт, я напустил на себя возмущенный вид.
— Моя цена? Моя цена — это ответ на вопрос, кто убил моего отца и Бальфура и почему. Другой цены быть не может.
— Черт вас возьми! — Он резко бросил нож и вилку на стол.
Признаюсь, я наслаждался этим мигом власти и не видел причины отказывать себе в этом удовольствии.