Заговор генералов

Незнанский Фридрих Евсеевич

Костеря себя самым отборным матом, Артюша ворвался в комнату милиции, сунул под нос дежурному сержанту свое удостоверение, немедленно выставил за дверь всех лишних и схватился за телефонную трубку. К счастью, начальник следственного отдела был еще на месте. Стараясь говорить внятно, Артюша объяснил ситуацию. Борис Петрович все понял, но удержало его от немедленной и откровенной оценки действий молодого следователя, возможно, лишь то обстоятельство, что начальник, судя по его скупым репликам, находился в кабинете не один, а потому он не желал выставлять свой отдел в столь неприглядном виде. Но Артюшу сейчас уже не это беспокоило: чему быть, того, как говорится, не миновать. Другая мысль долбила виски: понятые! Они одни знали о допросе художника и картинке, которую тот нарисовал. А кто они сами? Один крутился рядом, делать ему было, видать, нечего. Вторая – тетка какая-то – откуда ее Самойленко откопал? «Есть у вас немного свободного времени?» – «Да не так, чтоб очень, но…» – «А документы имеются?» – «Ну а как же! Нынче ведь без них никуда, в бомжи запишут!» – «Предъявите». Вот тебе и все формальности. А если вспомнить – в первый раз, что ли? А оно вон чем теперь обернуться может!…

Выслушав сбивчивую речь Артюши, Борис Петрович холодно спросил:

– Вы вообще-то соображаете, что говорите?

– К сожалению, товарищ подполковник… Лучше б уж меня самого, как ту женщину…

– Вам виднее, – сухо ответил начальник. – Вещи погибшей и протокол изъятия вещкодов тоже были у вас?

– Нет, вещи, в смысле сумочку и всякие мелочи, взял с собой Самойленко, а протокол…

– Ясно. Возможно, у Сергея не такая идиотская память, как у вас, и он запомнил адреса и фамилии понятых, но это сейчас не основное. Слушайте приказ…

Подполковник сделал распоряжение быстро и четко, коротко переговорив по внутренней связи. Через несколько минут у главного входа в Колонный зал будет стоять служебная машина с оперативниками. Адрес этого Воротникова Ивана Акимовича, проживающего, как припомнил Артюша, где-то в районе метро «Черкизовская», а также номер его домашнего телефона следователь получит на трассе, по пути к дому этого художника.

– И не дай тебе Бог, – серьезно добавил подполковник, – если с его головы упадет хоть один волос. Шкуру спущу. Собственными руками…

Черная «Лада» девятой модели была припаркована на углу Георгиевского переулка и Большой Дмитровки. За рулем, низко надвинув на глаза черную кепку с коротким матерчатым козырьком, дремал водитель, облаченный в просторную кожаную куртку с меховым воротником. По погоде: уже не осень – еще не зима. Должно быть холодно, а пока держится относительное тепло, хотя ночами подмораживает. Странный такой конец ноября в этом году…

От выхода из метро «Театральная» наперерез заворачивающим на Большую Дмитровку машинам, нарушая элементарные правила движения, кинулись двое. Один – пожилой, в длинном плаще, меховом треухе и с холщовой сумкой в руках. Второй – совсем молодой парень в темном китайском пуховике и круглой вязаной шапочке. Перебежав к зданию Дома союзов, они торопливо зашагали вдоль него и, дойдя до угла Георгиевского переулка, оглянулись и ловко юркнули в двери черной «девятки».

– Ну? – водитель лениво сдвинул указательным пальцем кепку на затылок. – Говори ты, Куцый.

– Артист был прав, – с готовностью отозвался молодой. – Засветила тебя та гнида. – Он достал из холщовой сумки пожилого кипу бумаг, порылся и вытащил рисунок.

Водитель включил свет в салоне. Стекла у машины были затемненные, и разглядеть что-либо в деталях прохожие не смогли бы. Да и не видно их, этих прохожих. Однако мало ли что…

– Ты выдь, Артист, – спокойно приказал водитель. – Только харю смени.

Пожилой снял с головы треух вместе с седым париком и оказался круглолицым, абсолютно лысым человеком, сильно напоминающим того понятого из метро, у которого были длинные неопрятные волосы. Впрочем, седой парик тут же исчез в кейсе, где уже лежала «прическа» понятого. Артист скинул плащ, высокие валенки с галошами и вышел из машины совсем другим человеком: в черной, как и у водителя, кепочке, кожаной куртке с косой «молнией», модных мешковатых брюках и темных кроссовках – типичный представитель наглого московского рэкета, собирающего дань с палаточников возле станций метрополитена. Он постоял, огляделся, достал из кармана куртки пачку «Кэмел» и дорогую зажигалку «Зиппо», поиграл огоньком, закурил и стал прохаживаться вдоль машины.

"С Сизым, – думал он, – пора кончать… Примелькалась его рожа. Слов нет – работает наверняка. Но ведь сколько нужно сил иметь, чтобы отмазывать этого мокрушника… Вон сегодня хоть возьми. Хозяин приказал замочить ту бабу – без вопросов, в лучшем виде. Кто мог сказать, что возникнет эта гнида со своим глазом-ватерпасом? Значит, не будь Артиста на месте, хана Сизому? Вот так, Хозяин… А этот еще: выдь! Харю ему смени! У самого такая харя, что чертей пугать!

Артист потому и звался Артистом, что был в давние времена, в молодости, как говорили, довольно способным студентом театрального вуза. Пока не залетел на фарце. Большим валютчикам вроде Яна Рокотова сам Никита Хрущев «вышку» заказал, ну а мелкую сошку так загнали, что в конце концов научили по-умному работать. Вот после той первой и, Бог миловал пока, последней на сегодняшний день «ходки» сообразил Артист, что в его жизни любой опыт полезен, тем более – актерский. Пока везет… Он суеверно перекрестился и снова поглядел по сторонам. Чисто.

Задняя дверь приоткрылась.

– Залазь, Артист, – махнул рукой Куцый.

Сизый, отвернувшись, молча рассматривал свой портрет. Артист не выдержал:

– Что, глаз положил? В самый раз для памятника… на Ваганькове. Если успеешь место купить…

– Закрой хлебало, – без злости отозвался Сизый. – Вот же гнида! Я ж, мамой клянусь, сам видел, как из него от страха говно текло… Ватерпас, говоришь? Поглядим… Поехали.

– Это куда еще? – возмутился Артист.

– Куда скажу, – бросил Сизый не оборачиваясь. – Твое место у параши.

– Куцый, Хозяин знает? – не унимался Артист.

Этот молодой, умеющий становиться просто незаметным парень был, похоже, на особом счету у Хозяина, поскольку владел высшей квалификацией вора-карманника: он был «кротом», то есть работал главным образом в метро, и при этом – «технарем», взрезал портфели, «дипломаты», сумки, словом, все виды кожи. Ну а сегодняшняя папочка того ментаря – вообще чистый смех: вскрыл в лучшем виде, а сам Артист послужил ему «ширмой» – сумку свою холщовую подставил. Настоящий «марвихер» этот Куцый, вор высокого класса. Поэтому нет ему смысла темнить…

– Так знает или нет? – повторил Артист.

– Нет, – процедил Куцый.

– Останови машину! – потребовал Артист. – Слышь, Сизый, пока Хозяин не скажет, я тебя самого в той параше видел.

– Ну, гляди… – зло кинул Сизый и резко свернул машину к бровке тротуара. – Выходите, я сам буду говорить.

В бардачке у Сизого лежала трубка сотового телефона, но он не хотел, чтобы его разговор с Хозяином слушали эти сявки, которых он ни в грош не ставил. Разговор, конечно, мог быть не из приятных, поскольку надо будет говорить правду, эти ж не дадут смягчить ситуацию, настучат. А с той гнидой действительно прокол получился. Увидел его, решил: не хрен в карман за шилом лезть – сам подохнет. Ошибка. Эти козлы интеллигентные – не только живучие, но и вонючие.