Заговор, которого не было...
Шрифт:
Казалось бы, все ясно. И можно было прекращать «дело» уже тогда, в июне 1921! Ведь очевидно, что нет никаких оснований для одного, и есть все основания для другого. И все это четко установлено двумя следователями, предпринявшими предварительное изучение материалов «дела». Конец? Нет, только начало.
И невольно возникает вопрос: чего было бояться большевикам, которые к лету 1921 г. достаточно укрепили свою власть?
6. Возможно, несмотря на малочисленность организации, ее вожди были способны поднять и повести за собой массы? Многие великие предводители масс начинали с малого числа своих приверженцев...
.Цитирую доклад: «Шведов, по показаниям ряда лиц, ходил в Финляндию... исключительно с целями спекуляции... Орловский фактически видного
Да и как им в это верить, если они тщательно изучили все материалы «Дела», характеры подследственных. И даже бесспорного руководителя организации характеризуют так: «К чисто практической работе был неспособен... Таганцев — кабинетный ученый, мыслил свою организацию теоретически».
Итак, нет разветвленной, многочисленной организации, нет пользующихся бесспорным авторитетом волевых, энергичных вождей, нет материальной базы, нет цели и нет четко выработанных средств достижения этих целей, более того, нет даже умысла их создать. Вот что было выявлено следователями Губиным и Поповым уже в июне 1921 г. А не прислушались к их мнению потому, что поступила установка: вскрыть, разоблачить крупную антисоветскую боевую, террористическую организацию в Петрограде. А для большевиков, как известно, невыполнимых задач нет. И «организацию» стали разрабатывать. В том числе и агентурно. О том, как это делалось, свидетельствует приобщенная к материалам «Заговора Таганцева» агентурная разработка «Ученый», в которой последовательно излагается методика вербовки и проверки в качестве французского шпиона профессора Вредена:
«Послать нашего сексота в Витебск при соответствующей костюмировке. Там он является к врачу Бетехтину и рассказывает, что он только что перешел границу, был обстрелян. Спрятавшись, уничтожил все бумаги и письма. Оставил только деньги, около 500 рублей, вскоре его обнаружил красноармеец, обыскал его забрал деньги и отпустил. Он вспомнил, что одно из писем было на имя Бетехтина. Он обратился к нему за помощью приобрести документы, деньги и добраться до Петрограда, где он должен найти человека и передать ему зашитый в костюме документ. Содержание документа и отправителя он не знает, а одно письмо он должен передать профессору Вредену.
Сексот должен производить впечатление весьма интеллигентного человека, староармейца, интересующегося военными и гражданскими делами, знающего французский и немецкий языки».
В результате сложных и многоходовых провокационных действий авторы сией «концепции» предполагали «впоследствии... путем какой-нибудь фиктивно существующей организации (легенды) запросить монархические круги за рубежом об отношении к вопросу о вербовке Вредена и навести дело на такой лад чтобы ему можно сделать предложение вступить в существующую якобы организацию, а уже в процессе после дней работы выяснить точно, являются ли Вреден и Бетехтин агентами французской разведки и членами монархической организации».
Есть серьезные основания полагать, что, если бы выяснилось, что ни к французской разведке, ни к монархической организации данные граждане отношения, все же, не имеют, на свободу им выйти было бы весьма затруднительно: жаль отпускать людей, на которых израсходовано столько сил, фантазии, энергии... Да и заказ на «дело» получен из высоких инстанций...
Материалы многотомного «Заговора Таганцева» содержат свидетельства того, что подобные разработки велись на почти 60 сотрудников петроградского института журналистики... Часть из них, как поддавшихся на провокацию, так и не купившихся на нее, были репрессированы по одному из «дополнительных списков» «Петроградской боевой организации».
Итак, организация, во главе с профессором В. Н. Таганцевым, действительно в Петрограде была, и время ее рождения примерно совпадает с кронштадтским восстанием. Но «вторым Кронштадтом» сделали ее следователи Петро- губчека.
«Дело» о «Петроградской боевой организации» — и это однозначно установлено занимавшимися реабилитацией ее участников прокурорами Генеральной прокуратуры РФ — было сфабриковано с откровенно провокационными политическими целями, из представителей петроградской интеллигенции, бывших кронморяков, бежавших после поражения восстания вначале в Финляндию, а затем из Финляндии — через Петроград — догмой, в свои деревни и маленькие российские городки. Их схватили по сигналу о «втором Кронштадте», добавили к ним финских контрабандистов, петроградских спекулянтов, моряков Балтфлота, прежде всего — офицеров, представителей научной интеллигенции. С весны 1921 г., заранее готовя большое дело, руководители Петрочека дали указание не расстреливать, как предписывал товарищ Ленин (Постановлением СТО от 14 мая 1920 г. и декретом ВЦИК и СТО от 4 ноября 1920 г.), переходивших финляндско-российскую границу, а арестовывать и формировать из них антисоветские, белогвардейские, шпионские организации для последующего над ними показательного процесса. Не гуманными целями была продиктована и телеграмма Зампреда ВЧК И. С. Уншлихта и начальника особого отдела ВЧК А. Х. Артузова в Петроградскую ЧК («Вне очереди. Не производите расстрелов по делу Таганцева без санкции ВЧК»). То есть не расстреливать всех бывших кронморяков, переходящих границу, а создавать из них различные «шпионские» организации в структуре «Петроградской боевой организации» под руководством В. Н. Таганцева.
Нужна, нужна была «руководству» советской России, большевистской партии, да и руководителям ее карающей организации — ВЧК — такая «Петроградская боевая организация». Нужен был сильный внешне, но легко поддающийся в поединке враг, чтобы, без труда победив его, нажить политический капитал.
Нужен был «Заговор Таганцева», чтобы, сокрушив его без потерь со своей стороны, еще раз напугать и без того притихшее население, особенно — политических противников, разных там меньшевиков, эсеров, а может быть — и противников генеральной линии среди большевиков. Так напугать массовыми казнями, чтобы надолго притихли и не мешали строить «счастливое будущее».
И конечно, следовало активизировать деятельность сексотов, чтобы довести до миллионов моральный императив большевиков: не только каждый большевик, но каждый гражданин должен стать негласным сотрудником органов. В «Деле Таганцева» как часто срабатывающий прием это не прошло. Слишком много среди арестованных оказалось людей с дворянским прошлым, со своими представлениями о чести и достоинстве, слишком много среди них было людей с православным менталитетом, когда в душе постоянно живет ощущение греха и страх согрешить наветом, подлостью, предательством... Вот почему этот мощный прием массовой психотерапии тогда не прошел. Но как генеральная репетиция к формированию массовой истерии середины 30 гг. «Дело Таганцева» оправдало себя.
Примером тому может служить подшитое к материалам «Дела» донесение на имя ответственного работника ВЧК от 2.12.1921 г.:
«Тов. Мессинг. Мое Вам сообщение будет носить характер анонимного письма ввиду того, что не хочу открывать своего имени перед лицом «ЧЕКИ»... Раскрытие дела в течение последнего времени — Таганцева и т. п. — далеко не исчерпывает всех нитей заграничной агентуры иностранного капитала, наносящего вред мирному строительству Советской республики».
И далее работникам ВЧК дается совершенно конкретная «наводка» на конкретную гражданку, проживающую по такому-то адресу и поддерживающую якобы через своих агентов связь с заграницей.