Заговор небес
Шрифт:
Андрей вздохнул. Чертова жизнь!
Ему приходится бегать по урокам, чтобы хоть как-то подтянуться к тем деньгам, что приносит домой жена. И все равно ее заработки в три, а то и в четыре раза выше. Уроки английского и французского, которые дает она, ценятся сейчас куда дороже, чем его физика. Счастье еще, что ему в этом году вообще удалось найти учеников. Никто не хочет поступать в технический вуз, тем более – платить репетиторам.
Гадство! Форменное гадство!
…Катя неохотно выбралась из-под одеяла. Хорошо бы Андрей не ворчал, что она залезла в чистую постель в уличной одежде. Быстро сняла костюм, накинула халатик. Подошла к зеркалу смыть косметику. Отражение выглядело грустным. Со вселенской печалью
Катюша выбросила уже два тампончика, но избавиться от подглазной синевы ей так и не удалось. Выходит, это не размазанная косметика. «Любимый ученик» довел? Или она так выглядит с голодухи, ведь пообедать было некогда?
Впрочем, само лицо, любовно подпитанное дорогим кремом, уже смотрелось получше, не таким утомленным.
– Я еще хоть куда! – сердито сказала она своему отражению.
И мгновенно подумалось: «Сегодня – хоть куда. А завтра – тебя просто убьют. Неизвестно кто и неизвестно за что».
…Внезапно Катя поняла, что ее так подспудно раздражало – весь день, с того самого момента, когда они с мужем вышли из офиса частного детектива. Она тогда завела мотор. Андрей устроился на своем пассажирском кресле – до предела откинутом назад, чтобы было просторней. Катя быстро тронулась с места – она уже опаздывала. А Андрей сказал – одновременно и уверенно, и робко:
– До метро меня подкинешь?
Вот, вот оно что. Это и бесило ее весь день. Это, а вовсе не тупоголовый ученик. И не то, что у кого-то, а не у нее, есть возможности ходить по концертам и ресторанам.
Андрею и в голову не пришло сказать, что он за нее беспокоится. И что он никуда ее не отпустит. А уж если ей очень надо ездить на уроки, то он будет все время с ней и станет провожать ее до квартир учеников. Нет, Андрей просто попросил довезти его до метро…
– Ну, а ты чего хотела? – обратилась Катя к своему отражению. – Чтобы он, как Рэмбо Сталлонович, в твои охранники подался? Ежу ведь ясно: ну поехал бы он с тобой, ну и что? От убивца тебя бы спас? Да никогда, смешно просто. У Андрюши – освобождение от физкультуры. Пожизненное. Случись что, был бы не один труп, а два. А так он хоть один урок, кажется, дал. И курсовые свои проверил.
Она подмигнула зеркалу:
– Терпи, подруга. Ты что, об этом раньше не знала? Не знала, когда выбирала его? Не кривись, знала прекрасно. Выбирала его за мозги, а не за мышцы. За мозги и доброту… Так что смирись. Какая от Андрюшки защита?! Suum cuique. [4] Зато он меня любит. И сейчас ужином накормит. Вкусным, наверно…
…Андрей, сидя в кабинете, снова вздохнул.
Да, вот ведь как оно вышло… Судьба и страна, со всеми ее перестройками и реформами, обманули его. Вместо ровной и прямой дороги, постепенно идущей в гору, они устроили ему, впрочем, как и всему народу, что-то вроде американских горок. Ты то взмываешь круто вверх, то рушишься вниз… Потом дорога закладывает крутой вираж… Такие поездки, конечно, безумно интересны: а ну, какой еще фортель выкинет судьба? Что там, за поворотом? И дух захватывает… Только вот… Что-то в последнее время от этих американских горок начинает тошнить…
4
Каждому свое (лат.).
Андрей рассеянно посмотрел на сертификат Сорбонны. Девяносто второй год, и он тогда был настолько наверху, что от высоты спирало дыхание… Выше некуда… А потом… Потом они вернулись, уже вместе с Катюшей, в Союз (который успел стать просто Россией), и он… И он стремительно полетел с горки вниз. Работы нет, денег нет… С трудом друг устроил его в переводчики – на газовые промыслы Ямала. Вахтовый метод: два месяца там, месяц – дома. (Следует заметить: он, кандидат наук, работал переводчиком у простых канадских работяг!) Горки, горки…
Потом они, эти виражи судьбы, опять круто вознесли его вверх: работа в инофирме, по любимой специальности; две штуки баксов зарплата, сотовый телефон, заграничные стажировки, персональное авто с шофером…
Но недолго музыка играла… Девяносто восьмой год, компания уходит с русского рынка, и он опять рушится вниз… Вниз… Кто бы предполагал пятнадцать лет назад, что «профессор» и «замзавкафедрой» будет означать – вниз… А ведь и вправду – ниже некуда… Заработок – курам на смех… И уважение окружающих – где-то на уровне абсолютного нуля. Только мама, одна, пожалуй, осталась среди тех, кто им гордится: «Андрюша – профессор!» Она с таким вдохновенным придыханием произносит эту фразу, что его всего аж передергивает…
Да, маленько надоели эти крутые виражи… И возраст уже не тот, чтобы летать вверх-вниз по горкам… Эх, как было бы хорошо, если б американцы не надули… Пусть для начала он будет там у них работать простым инженером, но все равно – это пять штук долларов, как минимум, в месяц. Шестьдесят тысяч в год. И это – только в первый год. Дальше будет больше… И – живешь в тихой, спокойной, благоустроенной стране… В стране, где давно ничего не случается… И – никаких тебе по жизни горок… Ни русских, ни американских… Только в парках, для забавы, в уик-энд…
Катя пока ничего о его планах не знает – да и не надо ей знать. Зачем лишние надежды? Тем более если они не оправдаются? Лучше не делиться с ней иллюзиями и наполеоновскими планами. Катя такой человек, что перед ней хочется не раздувать щеки, а, наоборот, поплакаться, посетовать на судьбу (мы ж пока не в Америке, где у всех на все один ответ: «Файн!» [5] ). Наш-то бог, православный господь, – он, в отличие от ихнего, протестантского, – не улыбку, а слезу любит. Да и Катюша всякий раз, после того как он жалится на судьбу, вселяет в него дополнительную дозу оптимизма (знал бы он, чего ей это стоит!). Когда он принимается ей пенять на перестройку с реформами вообще и на его собственную профессиональную жизнь в частности, она обычно обрывает его: «Бога-то не гневи, Дьячков!.. Ты еще спасибо должен сказать: по специальности работаешь!.. А ты кроссовками на рынке торговать не пробовал?!. Или челночить в Турцию?! Или листовки на улице раздавать?.. Это – каково?! А ведь там, на улицах, на рынках, такие же, как ты – кандидаты-доктора!..» Андрей обычно соглашался, кивал, но при этом удрученно вздыхал. А она припечатывала: «Успокойся! Все – будет!»
5
Прекрасно! (англ.)
…Катя окончательно стряхнула со своего лица тяжелую усталость прошедшего дня и выбралась из спальни. Ворвалась в кабинет (точнее – кабинеты).
…Андрей поднял голову. Катюша уже переоделась в халатик и – вот счастливый человек! – после получаса отдыха выглядела не такой умученной.
– За-яц! Есть хочу! – жалобно пропела она.
Все ж таки это был рождественский ужин, и профессор расстарался. Нет, на гуся с яблоками или там индюшку его все-таки не хватило, зато на кухонном столе, накрытом по случаю праздника не клеенкой, а клетчатой скатертью, присутствовал какой-то аппетитно выглядящий салат и румяные котлетки. Имелись два соусника – один с чем-то белым, другой – с чем-то красным, а также фарфоровая миска, полная листьев зеленого салата. Стояли также бокалы и бутылка белого вина.