Заговор небес
Шрифт:
И проговорила с жаром:
– Конечно же, они там, в Колосове, уходят от налогов! А кто сейчас от них не уходит?.. Взять хотя бы вас. Вы ведь тоже это делаете, правда?.. Да и я, если честно сказать… Что я, со своих уроков налоги, что ли, плачу?.. Ну, и что из того? – она насмешливо поглядела на меня. – Теперь вы убьете меня за то, что я знаю вашу тайну?.. Или, может, я – вас?
– Может, там у них, у парашютистов, что-то в особо крупных размерах?.. – предположил я.
– Не знаю… Мне, во всяком случае, ничего об этом не известно… Девчонкам, я думаю, тоже… Хотя… Их надо бы самих спросить… То есть…
Она
– Машу, я имею в виду, надо спросить… И Валю – когда она выкарабкается…
– Скажите, Катя, а может быть такое: Иван Фомич и другие аэродромные начальники что-то скрывают? Какой-нибудь несчастный случай?.. Например: не раскрылся парашют? Кто-то погиб по их халатности? Кто-то очень важный или крутой?.. Или они там, наоборот, состряпали какой-нибудь поддельный акт о смерти?.. Разбился, мол, человек – а он живехонек?.. А вашим подругам, допустим, об этом стало известно?..
– Нет, – безапелляционно отрезала Катя. – Из такого ничего там не скроешь. В небе все видно.
Я промолчал, задумался.
– Ну, а может, – я напрягся из последних сил, – может, вы, четверка, знали все вместе о каком-нибудь секретном счете?.. О каком-нибудь кладе?.. Сокровищах?..
– Как у Таньки Садовниковой, что ли? – расхохоталась Екатерина Сергеевна. – Да нет, куда нам до нее… – И она снова засмеялась.
Я смотрел на ее красивое, но, признаться, слегка постаревшее по сравнению со вчерашним днем лицо и понимал, что смеяться ей не очень-то хочется. Не для каждой женщины, тем более в тридцать с небольшим лет, проходит бесследно бессонная ночь, смерть одной подруги, покушение на другую – и то, что в нее саму совсем недавно стреляли.
Катя отсмеялась, и стало тихо. Запас моих идей иссяк. Екатерина Сергеевна сидела молча, обхватив плечи руками. Тишина висела в кухне. И – за окном в переулке, и в квартире, и во всем мире. За время нашего разговора – а он уже длился, если считать Катины парашютные воспоминания, без малого три часа – муж Кати не подал ни единого признака жизни. Даже в туалет ни разу не вышел.
Катя встала, подошла к окну, посмотрела сверху на свой «Фиат».
Потом повернулась ко мне.
– Неужели мы могли это сделать? – горячим шепотом проговорила она. – Я имею в виду: неужели кто-то из нас мог это сделать? – В ее голосе слышалась искренняя боль и страсть. – Мы же… Мы же с ними так были близки!.. Они ж – подруги мои! – На глазах ее показались слезы. – Я прошу вас, Пашенька… Пашенька, пожалуйста, разберитесь в этом! Я… Я очень прошу вас…
Весь ее порыв – скорее даже мольба! – так контрастировали с Катиным обычным видом – почти всегда невозмутимым, даже слегка отстраненным, что он подействовал даже на меня, толстокожего. К тому же она дважды назвала меня «Пашенькой»… Я встал и тихо, но внушительно сказал:
– Я сделаю все, что смогу. Я вам это обещаю.
Было ясно, что наш brainstorm подошел к концу. Он не дал нам, конечно, имя убийцы, которое вдруг вспыхнуло бы в наших «брэйнах» [18] ослепительно-неоновой надписью – но круг подозреваемых расширил. И раскрыл Екатерину Сергеевну с новой, неожиданной стороны. Она перестала быть просто «клиентшей» – она становилась для меня почти другом, если такое вообще допустимо по отношению к заказчице моих услуг и одновременно женщине.
18
То есть в мозгах.
И это означало, что к делу я теперь стану относиться по-иному. И работы у меня будет больше.
– Дорогая Екатерина Сергеевна, – сказал я, не садясь, несколько официально (мне не хотелось бы видеть в заказчице ни страдалицу, ни тем более женщину – насколько это усложнило бы мою жизнь!). – Позвольте мне на этом откланяться, – проговорил я.
В животе булькало от литра кофе.
Екатерина Сергеевна спохватилась:
– Ох, я же вас ничем не угостила!..
Ее страстный порыв, ее мольба, казалось, испарились без следа. Я снова видел перед собой прекрасно владеющую собой преподавательницу, жену, хозяйку.
– Да у нас и нет ничего… – обезоруживающе-растерянно добавила она. – У Андрюши срочная работа… Поэтому он не приготовил… А я не по этой части… Сейчас попрошу его сходить в гастроном за пиццей…
Мы вышли в прихожую. За стенкой было тихо, двери в комнату закрыты – чем там занимался ученый червь, оставалось неясно.
– У вас замечательный муж, – сказал я любезно.
– О да!.. Готовит он классно!.. Правда… – она понизила голос до интимного полушепота: в таком регистре он, чуть хрипловатый, звучал еще более волнующе. Этаким тембром она могла свести с ума кого угодно. – Правда, – продолжала она, – я сама езжу на автосервис. И меняю дома лампочки. И забиваю гвозди.
– Если муж вымыл за собой пепельницу – считайте, что он убрал всю квартиру, – блеснул я невесть где и когда вычитанным афоризмом.
«Не увлекайся, – строго сказал я себе. – Она твоя клиентка – и к тому же чужая жена».
Екатерина Сергеевна улыбнулась:
– Рада была с вами повидаться. Жаль, что мы не познакомились раньше – при менее печальных обстоятельствах.
Она протянула мне руку. И ее рука, и голос показались мне чуть более нежными, чем того требовали обстоятельства и внешние приличия.
Или ей для чего-то понадобилось меня приручить?
Уф, с таким делом начнешь подозревать кого угодно – даже собственную клиентку.
И самого себя.
Я решительно развернулся и вышел. Профессор провожать меня не появился. Видать, потонул там в своих интегралах. А может, вульгарно спал.
…Я сел в свою «восьмерочку» – ее слегка занесло снегом. Продолжать работу сегодня, в праздник, мне не слишком хотелось. Но… Не вечно же моей клиентше сидеть под домашним арестом. А неизвестному паскуднику бродить, неузнанному, по Москве…
Так кто же это, черт побери? Герр Лессинг? Фомич? Мэри?.. Или ее сынок, Бориска?.. Или этот шизик Никитка, о котором рассказала Катя?.. Или – кто-то еще, ни мне, ни ей не ведомый?..
В любом случае эта гадина бросила мне вызов, на который я пока ничем не мог ответить. Разве что кропотливым выслушиванием рассказов о судьбах бывших парашютистов и их спутников жизни. Во мне крепла уверенность, что одно убийство и два покушения имеют отношение к прошлому спортивному увлечению девушек. А что еще в ином разе могло тогда их, преступления, связывать между собой?