Заговор небес
Шрифт:
Так что мне надо было срочно повидаться и поговорить с тремя другими соучастниками случившихся трагедий: господином Гансом-Дитрихом Лессингом, Марией-Мэри и старым парашютным волком Фомичом.
По некотором размышлении, я все-таки пока не решился беспокоить герра Лессинга, ввиду тяжких последствий аварии, в которую попала его супруга.
А вот двое других… По мобильному телефону я набрал номер Мэри. (Номерами телефонов меня снабдила моя клиентша.) Первые цифры номера Маши (412…) свидетельствовали о том, что она проживает в блатном районе – в Крылатском.
Телефон не ответил. Наверное, Мария Маркелова
Тогда я позвонил Фомичу. Его телефон, начинающийся с двух «пятерок», свидетельствовал, что тот проживает где-то в чертовой дали, в Подмосковье. У Фомича звучали все те же безнадежно длинные гудки. Возможно, воздушный ас сейчас пребывает в той же самой компании, что и Мэри. В конце концов, на вечеринку у Лессингов они с Маркеловой приехали вместе.
Что мне оставалось делать? Минуту я поразмышлял, сидя в салоне своей «восьмерки» и слушая, как ровно и мощно работает на холостых оборотах движок. А потом… потом я дал слабину. (Впоследствии я не раз корил себя за это. Когда бы я оказался в ту минуту более настойчивым, многих дальнейших приключений удалось бы избежать.) Но тогда… Ничего не предвещало мне тогда хваленое «оперативное чутье»… И я подумал, что частные сыщики – тоже люди. Что Рождество кончается, а я имею право на отдых. И что с самой прошлой ночи надо мною висит должок. А долги я люблю отдавать, и как можно скорее…
Словом, я набрал номер Любочки. Она оказалась дома.
– Ах, я один, с двумя красотка-ами! С двумя пре-елестными созданьями! – пропел, тренькая гитарными струнами, Фомич.
– Хватит, хватит, Фомич! – досадливо воскликнула Маша Маркелова. – Что ты, как акын: что вижу – то пою!
– А пусть! А пусть! – воскликнула третья участница застолья. – Мне нравится! Пусть он про нас поет!
– Молчи, Надька! – прервала ее Маша. – Убью! Давай, Фомич, нашу! – И, не дожидаясь его, затянула: «А все кончается, кончается, кончается…»
– «…когда качаются перрона фонари…», – подхватил Фомич.
– «Глаза прощаются – надолго изучаются, – со слезой в голосе продолжила Мэри, – и так все ясно: слов не говори…»
Дальше Фомич и Мэри пропели прочувствованным дуэтом:
А голова моя полна бессонницей, Полна тревоги голова моя, И как не может жить дерево без солнца – Так не могу и я без вас, мои друзья!– Эх! – Маша оборвала пение, закрыла глаза рукой. Казалось, она с трудом сдерживает слезы. Или, напротив, хочет разрыдаться – но у нее не получается.
– Давай, Фомич, выпьем! И ты, Надька, тоже пей с нами!
– Желание женщины – закон для подчиненного, – пробормотал Фомич, отложил гитару и разлил по трем стаканам водку. – Ну, девочки, за что пьем?
– За друзей! – с пьяной настойчивостью сказала Мэри, поднимая стакан.
– Правильно, за друзей! – поддержал парашютный ас.
– За вас, – пискнула Надя и потянулась своим стаканом к их.
Все были уже изрядно пьяны. Они отмечали Рождество вторые сутки напролет.
Вчера Мария вместе с Фомичом отправились в честь праздничка в третьесортный кабачок близ метро «Молодежная». Там, распив бутылку, с ходу зачем-то познакомились с Надеждой и ее ухажером бомжеватого вида. Надежда оказалась украинкой: приехала в Москву на заработки, торговала на рынке. И Надюха, и ее спутник оказались падки на дармовое угощение. Платили за все Фомич и Мэри. Раздавили совместно еще бутылочку. Затем Надюхин спутник отрубился прямо за столиком, уронив лицо на руки. «С-скотина!» – несколько раз пхнула его в бок Надя – тот только мычал спросонья. Бросили контуженного алкоголем на поле боя.
– Ничего, проспится – сам домой пойдет! Надоел! – воскликнула хохлушка.
– И верно, надоел! – согласилась Маша.
Захватили еще пару бутылок, колбасы, Фомич зачем-то приобрел сигару. Побрели в гости к новой знакомой – та снимала квартиру совсем неподалеку.
И пили полночи, и улеглись вповалку, и проснулись за полдень, и Фомич побежал за добавкой… И снова продолжали пить…
…Вот почему ни Павел, ни Катюша не могли все эти дни дозвониться ни до Мэри, ни до Фомича. Их попросту не было дома. А ведь и Катя, и Паша готовы были уже заподозрить самое страшное…
– Давай, Фомич, – скомандовала Мария, – давай, читай теперь стихи про окно…
– К-какие?
– Те самые! Не придуряйся! «Вот опять окно, здесь опять не спят…»
– «…то ли пьют вино, то ли так сидят…», – послушно подхватил Фомич.
– «Или, может, рук не разнимут двое, – прокричала, коверкая Цветаеву, Мэри. – И в моем, мой друг, завелось такое!..»
Проводив Пашу, Катя заглянула проведать, как там ее замечательный муж. В кабинете Андрея Витальевича не оказалось. Екатерина Сергеевна приоткрыла дверь в спальню.
Профессор бессовестно дрых. Посреди супружеской французской кровати: прямо как был, в спортивном костюме, поверх итальянского покрывала. Лежал навзничь, посапывал. Губки по-детски выпячены. На животе бессильно лежит рука с книжкой Evelyn Waugh «BRIDESHEAD REVISITED». [19] Палец заложен на четырнадцатой странице.
«Уморил Дьячкова Ивлин Во», – усмехнулась Катя, бесшумно вошла в спальню и подошла к окну. Выглянула из-за темно-зеленой портьеры вниз. Все три окна их квартиры выходили в переулок. «Фиатик» был на месте. А рядом стояла – не отъезжала! – «восьмерка» Павла. Следить он за ней, что ли, вздумал?
19
Ивлин Во «Возвращение в Брайдсхед» (англ.).
Катя решила понаблюдать за частным детективом. Павел сидел в салоне, не выходил. Мотор работал. Шлейф выхлопных газов и пара поднимался из-под хвоста «восьмерки». Екатерина Сергеевна присмотрелась: кажется, Паша звонит кому-то по сотовому телефону. Пытается напасть на след?
«Почему бы не попросить позвонить из моей квартиры? – подумала Катя. – Зачем тратиться на сотовую связь? Или он и меня тоже подозревает?..» Она улыбнулась. «Вот дурачок. Ведь я же – его клиентка. Я сама к нему обратилась. Кто ж ему тогда заплатит, если он меня разоблачит?.. Или он подозревает Андрея?»