Заговор невест
Шрифт:
– Я все гадал, когда же она появится. Поставьте. Посмотрим, что она скажет, зачем она так со мной поступает.
Они смотрели молча, а когда пленка кончилась, Томми встал и, не говоря ни слова, начал натягивать куртку. Брайен перемотал пленку и опять включил последние слова Эйлин.
… Пусть этот парень доставляет мне неприятности, но я его люблю, Я хочу выйти за него замуж, хочу рожать от него детей и состариться вместе с ним. Я сделала все, что могла, чтобы это произошло. Этот бойкот – моя последняя надежда. Остается только продолжать
Я не хочу его бросать! Я хочу быть женой Томми и посвятить жизнь тому, чтобы сделать его счастливым. Надеюсь, когда-нибудь он поймет, что я сделала это не для того, чтобы причинить ему боль или поставить в неловкое положение. Я просто больше ничего не могу придумать.
Экран засветился голубым светом. Томми взял пустую бутылку из-под шипучки и бросил ее в мусорное ведро с громким стуком.
– Пусть я заботливый негодяй, – сказал Брайен. – Зато ты, Томас Ахерн, дурак!
– Она меня не заставит, – упрямо проворчал Томми.
– Тебя еще и заставлять надо! – возмутился Брайен. – Красивая, умная женщина влюблена в тебя так, что просила тебя на ней жениться. И хотя ты ее отверг – Бог знает почему, если ты любишь ее так сильно, как утверждаешь, – она все равно настолько тебя любит, что устроила этот нелепый бойкот ради того, чтобы стать твоей женой и не отказаться от тебя совсем. Господи, я поверить не могу, что моя холостая жизнь – единственная причина того, что ты не хочешь жениться на Эйлин!
– Не льстите себе, – ответил Томми. – Это всего лишь предлог.
– Как и моя защита Килбули – всего лишь предлог. Как предлог и то, что Тара – репортер. Мы ослы, и этому нет оправданий. – Он прошелся по комнате, собрал кассеты в коробку, вернулся к столу и взял свою куртку. Достал из кармана ключи от машины и бросил их Томми. – Вот, возьми. Отдохни где-нибудь – прямо здесь, если хочешь, – а потом езжай домой и скажи всем остальным парням, которые берут с меня дурацкий пример, что у них больше нет этого проклятого предлога.
Томми открыл рот.
– Вы мне доверяете управлять «мерседесом»? Одному?
– Доверяю. И если тебе так уж хочется строить жизнь по моему образцу, тогда поезжай прямо к Эйлин, привези ей обручальное кольцо и умоляй простить тебя, потому что именно это я собираюсь проделать с Тарой. – Он взял коробку и зашагал к двери.
Тара с особым старанием наводила красоту в понедельник утром: надела костюм с юбкой, наложила основу под макияж, потом румяна и темно-розовую губную помаду красивого оттенка. Все эти усилия частично предпринимались для того, чтобы скрыть разрушительные последствия уикэнда, проведенного в слезах, и бессонных ночей, а частично в надежде, что Оливер пожалеет бедную, беспомощную женщину.
Впрочем, это маловероятно.
Когда она вошла, он уже ждал ее и скомандовал:
– Ко мне в кабинет, О’Коннел!
Сотрудники с сочувствием покачали головами,
Финн был уже там и выглядел таким же настороженным, как и она. Тара села рядом с ним. Оливер встал у своего кресла за столом и навис над ними, даже не пытаясь сесть, Это было плохим признаком.
– Где мои пленки? – спросил Оливер спокойным, убийственно спокойным тоном. Это было совсем плохо.
– Вы получили мое сообщение? – спросил Финн.
– То, в котором говорится, что их украли из фургона? – Финн кивнул.
– То самое.
– Получил. Я ему не верю. Пленки не крадут. Крадут камеры. Крадут осветительные приборы. Даже целые фургоны. Пленки не крадут.
– Эти украли, – возразила Тара. – Мы даже вызвали полицию.
– Ты, случайно, не знаешь, какое наказание полагается за введение полиции в заблуждение?
– Нет, – ответила Тара.
– Намного менее суровое, чем я собираюсь применить к тебе.
– Я подозревала нечто в этом роде, – сказала Тара. – Какие-то ребята взломали фургон, Оливер. Мы с Финном ничего не можем с этим поделать.
– Я сегодня утром звонил полицейскому. Они прислали мне по факсу отчет. В нем сказано… – он перелистал несколько бумажек, лежащих у него на блокноте, – что вор, вероятно, использовал для вскрытия двери отмычку «Слим Джим». Полиция не знает, что у тебя есть такая отмычка, но я-то знаю!
– Я так и думала! – воскликнула Тара, поднимаясь со своего места. – Разве я тебе не говорила, Финн? Он считает, что это я, только потому, что у меня есть эта штука, которая экономит ему расходы, когда Мэв теряет ключи от фургона. Вот благодарность за то, что я пытаюсь помочь: вопли и обвинения! Так вот, у меня ее нет с собой, Оливер.
– И где же она? – спросил Оливер, на которого ее демонстрация праведного гнева не произвела никакого впечатления,
– Понятия не имею. Я вернулась вчера поздно вечером. Я ее не искала.
– Вот еще один вопрос. Куда ты уехала на весь уик-энд? Я ведь тебе передал, чтобы ты возвращалась сюда.
– Я заканчивала свой отпуск. Какой смысл торопиться назад, если нет никакой передачи, которую нужно готовить к эфиру?
– А я считаю, что ты прятала украденные пленки от полиции.
– Ну, это уже граничит с клеветой, – вмешался Финн.
– Да, если это неправда, – возразил Оливер. Он нагнулся вперед, упираясь руками в блокнот. – Мне нужны эти пленки! Мне все равно, кто из вас их прячет или почему вы их взяли, но у вас есть время до полудня, чтобы положить их мне на стол. Я объявил серию репортажей о Килбули и Брайене Ханрахане, и будь я проклят, если не получу пленки, чтобы начать над ними работать! Сегодня.
Его вопли они восприняли почти спокойно, но тут он добавил:
– Или вы оба уволены.
– Господи, Оливер, вы не можете так поступить! – возмутилась Тара.