Заговор патрициев, или Тени в бронзе
Шрифт:
Пекарь Кассий, сидевший у окна, бросил в мою сторону задумчивый взгляд.
IV
На главной улице я почти потерял его. Я мельком увидел, что моя мама рассматривает лук у овощной лавки. Под ее осуждающим взглядом луковицы, как большинство моих подружек, не соответствовали ее нормам. Мама убедила себя в том, что моя новая должность во дворце приносила хорошие деньги, заключалась в простой секретарской работе и оставляла мои туники чистыми. Мне не хотелось, чтобы она так быстро узнала, что это был все тот же старое ремесло слежки за негодяями, которые решают побродить по улицам, когда я хочу пообедать.
Чтобы убежать от матери и не потерять
Я следил за ним до реки, которую он перешел по Свайному мосту; такая десятиминутная пешая прогулка от цивилизации к хибарам на правом берегу Тибра, где толпились городские продавцы, когда с наступлением темноты их выгоняли с форума. Четырнадцатый район являлся частью Рима со времен моего деда, но в нем было довольно много приезжих, отчего он казался чужим. После моего задания сегодня утром я не беспокоился, что ктонибудь из них всадит мне нож в спину.
Когда не беспокоишься, они никогда и не пытаются этого сделать.
Теперь мы шли в полной темноте по улицам, над которыми нависали тяжелые балконы. В канавах бегали худые собаки. Оборванные цыганские дети с клочьями вместо волос кричали на испуганных псов. Если я начинал задумываться об этом, то весь район пугал меня.
Зеленый плащ шел по улицам ровным шагом, как гражданин, идущий домой на обед. У него было обычное телосложение, узкие плечи и моложавая походка. Я все еще не видел его лица; он не снимал капюшон, несмотря на жару. Мужчина был слишком застенчивым, чтобы открыться, вот это точно.
Хотя ради профессионального этикета я и старался, чтобы между нами были водовозы и продавцы пирогов, в этом не было никакой надобности. Он не нагибался, не прятался, что было вполне разумно при таком близком соседстве. И он ни разу не обернулся.
А вот я оборачивался. Регулярно. Никто меня не преследовал.
У нас над головами развевались на ветру развешанные на веревках простыни, а внизу на других веревках висели корзины, медные изделия, дешевая одежда и тряпичные коврики. Африканцы, продававшие их, казалось, благосклонно отнеслись к человеку в зеленом плаще, но когда мимо них проходил я, резко закричали чтото друг другу; хотя, может, они просто восхищались мною как симпатичным парнем. Я уловил запах несвежего хлеба и отвратительных заграничных пирожных. За полуоткрытыми окнами старые женщины с ужасными голосами раздраженно кричали на ленивых мужей; иногда мужчины теряли терпение, так что, ускоряя шаг, я с сочувствием слышал, что там происходило. В этом районе продавались необычные маленькие медные ножи с написанными на лезвиях заклинаниями, вызывающие привыкание наркотики, полученные из восточных цветов, или похожие на херувимов мальчики и девочки, которые уже разлагались внутри изза своего порочного занятия. Вы могли бы купить обещание исполнения сокровенного желания или жалкую смерть — для когото другого или самого себя. Если слишком долго стоять на одном месте, то смерть или какаянибудь еще более страшная беда могла прийти к вам, даже если вы о ней не просили.
Я потерял мужчину из виду южнее Аврелиевой дороги, в зловеще тихой улочке, примерно за пять минут до конца Четырнадцатого района.
Он свернул в узкий переулок, все еще двигаясь ровным шагом, и к тому времени, как я дошел до угла, его уже и след простыл. В этом месте было много противных дверных проемов, ведущих к кривым серым стенам, хотя, возможно, они только казались такими мрачными.
Я задумался, что же делать. Там не было никаких колонн, за которыми можно было бы спрятаться, а отсутствие моего зеленого друга могло продлиться до вечера. Я понятия не имел, кто он такой и почему мы
Я заметил вывеску винного погреба, вошел в прохладную темноту помещения и, когда показалось тело огромной неповоротливой хозяйки этого заведения с короткой, толстой шеей и большой грудью, заказал вина со специями. Больше там никого не было. Помещение казалось крошечным. Стоял лишь один столик. Стойка практически спряталась в темноте. Я проверил, не торчали ли из скамейки щепки, потом осторожно сел. Это было одно из таких заведений, где напитков приходилось ждать целую вечность, потому что даже для иностранцев хозяйка подавала их горячими и свежими. Такое естественное гостеприимство показалось мне неблагодарным и застало врасплох; оба эти чувства были слишком знакомы.
Женщина снова исчезла, так что я остался один на один со своим стаканом.
Я скрестил пальцы и задумался о жизни. Я слишком устал, чтобы размышлять о жизни в целом, так что сосредоточился на своей собственной. Я быстро пришел к выводу, что она не стоит и динария, который я заплатил за то, чтобы сидеть здесь в размышлениях над стаканом вина.
Я почувствовал себя глубоко подавленным. Моя работа была ужасна, а оплата еще хуже. И еще я готовился закончить роман с молодой женщиной, которую я едва знал и не хотел потерять. Ее звали Елена Юстина. Она была дочерью сенатора, так что встречаться со мной не считалось совсем противозаконным, однако случился бы порядочный скандал, если бы узнали ее друзья. Обычно ввязываешься в подобную интригу, зная, что все это наверняка безнадежно, а потом почти сразу же прекращаешь, потому что продолжение становится даже более болезненным, чем расставание.
Сейчас я не имел ни малейшего представления, что ей сказать. Елена была потрясающей девушкой. Ее вера в меня приводила меня в отчаяние. Однако она, возможно, видела, что я ускользаю от нее. Насколько я заметил, Елена уже понимала, что происходит, но это не помогало мне составить свою прощальную речь…
Стараясь забыться, я равнодушно глотал. Но, почувствовав небом горячую корицу, вспомнил про тот склад. Внезапно мой язык онемел. Я отставил стакан с вином, со звоном бросил на тарелку несколько монет и попрощался. Я уже выходил, когда голос сзади закричал: «Спасибо!» Обернувшись, я остановился.
— Не за что, милая! А где же та женщина, что я видел раньше?
— Я ее дочь! — засмеялась девушка.
Вы можете себе ее представить — хотя бы примерно. Через двадцать лет это роскошное маленькое тело, может быть, станет точно таким же непривлекательным, как у ее мамы — но за это время оно пройдет несколько очаровательных этапов. Сейчас девушке было около девятнадцати, и этот этап мне нравился. Дочка хозяйки винного погреба ростом была выше своей матери, за счет чего ее движения выглядели более изящными; у нее были огромные темные глаза и крошечные белые зубки, гладкая кожа, блестящие сережки и аура абсолютной невинности, которая являлась ужасным обманом.
— Я Туллия, — сказало это живое видение.
— Привет, Туллия, — воскликнул я.
Туллия улыбнулась мне. Она была аппетитной пышечкой, у которой сегодня не так много дел, в то время как я — мужчиной, кому необходимо было поднять настроение. Я ласково улыбнулся ей в ответ. Если я вынужден расстаться с чудесной девушкой, которую я хотел, то пусть безнравственные женщины покажут мне, на что они способны.
Личный осведомитель, который знает, что делает, быстро может превратить подавальщицу в своего друга. Я вовлек ее в это безобидное подшучивание, а потом сказал: