Заговор против короны
Шрифт:
Празднества продолжались весь день. Горожан развлекали специально нанятые менестрели и уличные актеры. Замок даже выставил бочки с бесплатным элем, а на внутренней площади крепости были установлены в несколько рядов столы, ломившиеся от разных блюд и угощений.
Короткий зимний день быстро закончился, и с наступлением темноты народ разошелся по местным тавернам и постоялым дворам, где было полным-полно гостей из других городов. Местные повторяли рассказы о битве за Медфорд и новую, ставшую знаменитой легенду о принце Алрике и ворах. Казалось, популярность этих историй возрастает с каждым часом. Наконец долгие торжества
Один из немногих домов, где еще горела свеча, находился в Ремесленном квартале. Раньше здесь располагалась галантерейная лавка, но ее владелец, Лестер Ферл, погиб в сражении месяц назад. Говорили, что широкополая шляпа с плюмажем, которую он надел в тот день, навлекла на него смертельный удар топора. С тех пор над дверью все еще висела резная деревянная вывеска в виде кавалерской шляпы, но в витрине никаких шляп уже было. Даже поздно ночью здесь всегда горел свет, однако в лавку никто не входил, и никто оттуда не выходил.
Если кому-то доводилось постучаться в дверь этого дома, на пороге его приветствовал щуплый человек в простой монашеской сутане. У него за спиной посетитель мог увидеть комнату, заваленную кусками сыромятной кожи. Большая часть их отмокала в лоханях, а некоторые все еще были натянуты на рамы для просушки. На стоявших вдоль стен лавках лежали уже готовые свитки, пемза для выглаживания кожи, иголки и нитки.
В комнате имелось целых три стола с наклонной столешницей. На них лежали большие листы пергамента, исписанные аккуратным почерком. На полках и в открытых ящиках стояли флаконы с чернилами. Человек в сутане всегда был вежлив и на вопросы о том, что продается в его лавке, отвечал: «Ничего». Он просто писал книги. Читать умели немногие, посему вопросы на этом обычно прекращались. На самом деле в лавке было очень мало книг.
Майрон Ланаклин пребывал здесь в полном одиночестве. Он написал полстраницы «Григолесского трактата об общем праве» и на этом остановился. В комнате было тихо и холодно. Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на темную заснеженную улицу. В этом городе было больше народу, чем он видел за всю жизнь, но он чувствовал себя страшно одиноким. Прошел месяц, а он закончил всего лишь половину своей первой книги. Большую часть времени он просто без единого движения сидел в тишине. Иногда ему казалось, что он слышит голоса своих монастырских братьев, читающих вечерние молитвы.
Майрон почти не спал из-за ночных кошмаров. Они начались на третью ночь после его водворения в лавке. Это были ужасные сны, исполненные огня и молитвы, произносимой его собственным голосом, тогда как голоса его братьев-насельников затихали в пекле. Они умирали снова и снова, из ночи в ночь. Каждое утро он просыпался на холодном полу в своей маленькой комнатенке, и этот новый мир вокруг него казался ему куда более безмолвным и разобщенным, чем тесный мирок его родной обители. Он скучал по рассветам, которые привык встречать с братом Ренианом.
Алрик сдержал свое слово. Новый король Меленгара выделил монаху лавку, освободил его от арендной платы и снабдил всеми необходимыми для написания книг материалами. О вознаграждении за его труды речи вообще не шло. Майрону следовало бы радоваться, но с каждым днем он чувствовал себя все более потерянным. Хотя еды у него было в избытке и рядом не было настоятеля, который следил бы за его питанием, ел он мало. Аппетит уменьшался вместе с желанием писать.
Сразу по прибытии сюда он был уверен, что обязан возродить книжное собрание монастыря. Но шли дни, и его все больше охватывало смятение. Он никак не мог найти ответа на вопрос: зачем ему восстанавливать книги? Не было ни библиотеки, ни пустых полок, которые можно было бы заполнить фолиантами. Что он станет делать, если осуществит задуманное? Что он станет делать с книгами? Что станется с ним и с ними? У них не было бы дома, равно как и у него.
Майрон сидел в углу комнаты на деревянном полу, подтянув ноги к груди и прислонившись головой к стене.
— И зачем я только выжил? — произнес он, глядя в пустоту. — Почему я остался один? Будь проклята моя идеальная память, ведь я помню каждое лицо, каждый крик, каждый плач!
Как обычно, Майрон заплакал. Этого никто не видел, и слезы свободно катились по его щекам. Он плакал на полу при дрожащем свете свечи и вскоре заснул.
Проснулся монах от стука в дверь, при звуке которого он подскочил. Судя по всему, спал он недолго — свеча еще горела. Майрон подошел к двери и, приотворив ее, выглянул наружу. На крыльце стояли двое мужчин в тяжелых зимних плащах.
— Эй, Майрон, ты там? Впустишь нас или оставишь замерзать на пороге?
— Адриан! Ройс! — воскликнул Майрон, распахивая настежь входную дверь.
Он тут же обнял Адриана, затем повернулся с тем же намерением к Ройсу, но, подумав, решил, что лучше ограничиться рукопожатием.
— Давно не виделись, — сказал Адриан, стряхивая с сапог налипший снег. — Сколько книг успел закончить?
— Работа идет медленнее, чем хотелось бы. Все никак не могу привыкнуть к новому месту, но я выполню все, что задумано, — смущенно ответил Майрон. — Здесь так замечательно, правда? — Ему очень хотелось, чтобы его голос звучал искренне. — Со стороны его величества это был очень щедрый дар. Запасов пергамента мне хватит на годы, а про чернила и вовсе говорить нечего. Как писал Финилесс, целый мир за все время своего существования не смог бы предложить большего.
— Так тебе и правда здесь нравится? — уточнил Адриан.
— О да, очень! О большем я и мечтать не смел. — Воры обменялись взглядами, смысл которых ускользнул от Майрона. — Хотите чего-нибудь, чаю, например? У меня даже мед есть, чтобы его подсластить. Король очень ко мне добр.
— Чаю было бы неплохо, — сказал Ройс.
Майрон отправился за чайником.
— Ну а вы что делаете на улице в такой поздний час? — спросил он и засмеялся. — Ох, извините, для вас-то, наверное, еще не поздно. Думаю, вы больше по ночам работаете.
— Вроде того, — сказал Адриан. — Только что вернулись из Чедвика. Мы шли в «Розу и шип», но решили забежать к тебе и сообщить новости.
— Новости? Что за новости?
— Ну, я думал, что хорошие, но теперь не уверен.
— Почему же? — спросил монах, наливая воду в чайник.
— Тебе придется уехать отсюда.
Майрон резко обернулся, расплескав воду.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что тебе надо уехать, но если ты так привык к этому месту, мы могли бы…
— И куда я должен уехать? — нервно спросил Майрон, отставляя кувшин в сторону.