Заговор против короны
Шрифт:
— Ты ведь говорил, что вернешься сегодня.
Ройс снял с лошади тяжелую чересседельную сумку и подошел к ступеням входа.
— Здесь деньги, — сказал он, опуская сумку к ее ногам. — Хочу оставить тебе на хранение.
— Так вот почему ты так долго стоял на снегу! Никак не мог решить, стоит ли доверять
Эти слова его больно ранили.
— Ничего подобного и в мыслях не было! — горячо возразил он.
— Тогда в чем дело?
Ройс долго колебался, прежде чем ответить:
— Скажи честно, что ты предпочитаешь: чтобы я стал рыбаком или, может быть, лучше виноделом?
— Нет, — ответила она. — Ты мне нравишься таким, какой есть.
Ройс взял ее за руку и с надеждой посмотрел ей в глаза.
— Разве тебе не было бы лучше с каким-нибудь добрым фермером или состоятельным купцом, чем со мной? С кем можно было бы вместе состариться, кто мог бы растить вместе с тобой детей, сидеть дома. И кто никогда не бросит тебя одну, оставив в полном одиночестве.
Гвен неожиданно бросилась к нему на шею и нежно поцеловала.
— Это еще за что? — удивился Ройс.
— Я ведь гулящая, Ройс. Мало есть на свете таких людей, которые считают себя недостойными меня. Я люблю тебя таким, какой ты есть, и всегда буду любить, не важно, какой путь ты изберешь. Будь моя воля, ты бы в этом не сомневался.
Он ласково ее обнял, и Гвен крепко прижалась к нему.
— Я по тебе скучала, — прошептала она.
Арчибальд Баллентайн проснулся как от удара и сел на кровати. Он с трудом вспомнил, что заснул в Серой башне своего замка, и огляделся по сторонам. Огонь в камине почти погас, и в комнате стало холодно. Было темно, но мигавшие в золе красноватые угольки еще давали немного света. В воздухе стоял странный, неприятный запах. Какая-то тяжесть давила ему на колени. В темноте он никак не мог понять, что это такое. Большое круглое, напоминает дыню, завернутую в лоскут ткани. Он встал, переложил предмет на стул и направился к ширме, за которой лежали дрова. Затем взял из дровяной кладки два полена и положил их на тлевшие в камине горячие угли. Поворошил золу кочергой и раздул огонь. Вскоре комната снова наполнилась светом.
Отложив кочергу, Арчибальд задвинул ширму и отряхнул руки. Повернулся рассмотреть предмет, который положил на стул, и тут же в ужасе отпрянул.
На стуле лежала голова покойного эрцгерцога Меленгара! Тряпка, в которую она была завернута, наполовину сползла, и из-под нее показалось то, что когда-то было лицом Перси Браги. Глаза на нем въямились и так закатились под лоб, что видны были одни только глазные белки. Пожелтевшая, отвердевшая кожа сморщилась. В открытом рту копошились черви. Из-за этого казалось, что язык у Браги шевелится, как будто он и после смерти пытается что-то сказать.
От омерзения у Арчибальда резко подступила к горлу тошнота. Он был слишком напуган, чтобы кричать. Озираясь в поисках незваных гостей, он заметил на противоположной стене написанную кровью огромную, в целый фут высотой, надпись: