Заговор Тюдоров

Гортнер Кристофер Уильям

Вечером, после ужина, когда люди королевы отправлялись по своим спальням, мистрис Парри приходила ко мне, чтобы поделиться новостями. Елизавета с одра болезни стойко оборонялась от обвинений в причастности к мятежу. Она заявляла, что «поверить не может, будто ей приписывают столь чудовищные деяния, однако теперь приходится пожинать плоды недавнего безрассудства». Она, как напоминал лорд Говард, при дворе поощряла Кортни, а также его друзей; кроме того, было установлено, что она сопротивлялась попыткам Марии обратить ее в католичество и даже, едва прибыв в Эшридж, отослала того самого францисканца, которого королева назначила

наставлять ее в вопросах веры. Тем не менее, как я неустанно повторял мистрис Парри, ни один из этих поступков не был государственной изменой. Лишь слухи и косвенные намеки связывали имя Елизаветы с мятежом Уайетта, а одних только слухов и намеков было недостаточно, чтобы ее убить.

И все же, говоря об этом, я мысленным взором видел, как Елизавета, стоя у камина в своей спальне, бросает в огонь письмо Дадли. Если людям королевы вздумается обыскать темницу Роберта Дадли, что они там обнаружат? Какие еще тайны могут хранить Роберт и Елизавета?

На четвертый день, когда чахлое солнце пыталось пробиться сквозь плотную завесу облаков, от двора прибыл врач, заносчивый пожилой господин в остроконечном колпаке и традиционной черной мантии. Едва отряхнув с себя снег, он поспешил к Елизавете. Единственной, кто присутствовал при осмотре, была мистрис Парри; немыслимо, заявила она, чтобы ее госпожа осталась наедине с посторонним мужчиной. Врач покинул спальню два часа спустя, и вердикт его, как и опасалась мистрис Парри, был однозначен: да, у ее высочества леди Елизаветы развивается недомогание с приступами жара, однако ее состояние не настолько серьезно, чтобы ее нельзя было – разумеется, с необходимыми предосторожностями – доставить ко двору.

Лорд Говард приказал немедля собираться в путь. Его люди резво принялись за дело, радуясь тому, что наконец есть чем заняться, кроме как пожирать глазами служанок и опустошать местные погреба. Когда слуги заметались, грузя в повозки дорожное имущество и готовя во внутреннем дворе носилки, я незаметно пробрался в конюшню, чтобы оседлать Шафрана. Я закреплял на нем узду, когда со двора донесся знакомый звонкий голос. Я поспешил выйти наружу, под искрящийся солнечный свет, в котором плясали редкие снежинки. Сердце мое сжалось. Во дворе, у покрытых пеной кобылок стояли мистрис Эшли и моя Кейт, а перед ними, заслоняя вход в особняк, выстроились стражники во главе с самим лордом Говардом.

– Говорю вам, я должна быть при ней! – пылко твердила мистрис Эшли. – Никто и не удосужился известить меня, что она больна. Мы узнали обо всем только по случайности! Мы тотчас поспешили сюда, но путь занял несколько дней, потому что на дорогах повсюду заставы. Последние события, безусловно, прискорбны, однако к нам они не имеют ни малейшего отношения. Я гувернантка ее высочества, и вы должны меня пропустить!

Говард был явно выбит из колеи напором этой пухлой, похожей на курицу-несушку женщины, которая бесцеремонно грозила ему пальцем. Он выстоял против мятежников Уайетта, однако до сих пор ни разу не сталкивался с таким противником, как мистрис Кэт Эшли. Я направился к ним. Смерзшийся снег заскрипел под моими сапогами; Кейт оглянулась и увидела меня.

Она замерла. Затем подняла руку, откинула капюшон, и я увидел под ее глазами темные круги. Мне отчаянно захотелось броситься к ней, заключить в объятия; она появилась в самый недобрый час, стойко выдержав несколько дней изнурительного пути… но дать

сейчас волю чувствам я не мог. После первого нашего разговора лорд Говард не донимал меня расспросами, и я не смел пробуждать его подозрений, открыто проявляя чрезмерную близость с дамами из свиты принцессы.

– Милорд, – проговорил я вслух, и Говард перевел взгляд на меня. – Это действительно мистрис Эшли и фрейлина ее высочества мистрис Стаффорд. Они служат в доме ее высочества в Хэтфилде.

– Да, я слышал, – сухо отозвался Говард, однако лицо его смягчилось.

Мистрис Эшли, сочтя это разрешением, без лишних слов решительно миновала его и вошла в дом. Кейт замешкалась. Словно почуяв безмолвную связь между нами, Говард демонстративно развернулся:

– Выезжаем через час. Никаких отговорок.

С этими словами он скрылся в доме.

Кейт шагнула ко мне и шепнула:

– Наш милый Перегрин…

Она потянулась, чтобы взять меня за руку. Я отстранился, мельком глянув на стражников, которые с интересом глазели на Кейт.

– Мистрис Стаффорд, – тихо сказал я, – мне надлежит вернуться к своим обязанностям. Ступайте в дом. Ее высочество, без сомнения, будет рада видеть вас.

– Что? – Кейт нахмурилась. – Нет, погоди! Мне нужно с тобой поговорить. Я хочу спросить…

Я намеренно отступил еще на шаг и, оборвав ее на полуслове, повернулся и пошел к конюшне. Я не оглянулся, хотя знал, что Кейт так и стоит, пораженно глядя мне вслед. Это слишком опасно, нам нельзя себя выдавать, твердил я мысленно, не желая задумываться о другой причине – несмываемом пятне, которое легло на мою душу, сделало меня трусом, не решавшимся смотреть ей в глаза.

Я услышал позади быстрые шаги, и вот Кейт уже нагнала меня; капюшон лежал складками на ее плечах, лицо разрумянилось от холода.

– Не избегай меня. Я столько пережила за это время. Я сходила с ума от страха за тебя. Когда приехал Сесил и показал твое письмо о том, что Перегрин… – Голос ее дрогнул, осекся. – Брендан, умоляю тебя, не молчи! Что с ним случилось? Что случилось с тобой? Что-то ужасное?

– Да. И это еще не закончилось.

Снова я поборол непреодолимое желание коснуться Кейт, привлечь ее к себе, ощутить тепло ее тела и поверить, что наша близость неизменна и вечна, что наша любовь способна преодолеть даже мою собственную слабость.

– Говард подозревает меня, – сказал я вслух. – Больше ни о чем не спрашивай. Все потом. Просто делай так, как я говорю.

Боль отразилась на лице Кейт, и видно было, как она колеблется, мечется между моим предостережением и незримой трещиной, которая пролегла между нами и которую Кейт чувствовала сердцем, хоть и не знала причины ее появления.

– Что я должна сделать? – спросила она.

Надеясь, что наш разговор покажется вполне невинным глазеющим на нас стражникам, и отчетливо сознавая, что затягивать его нельзя, я спросил:

– Ты носишь мой подарок?

– Ты же знаешь, что ношу. Он всегда со мной, на шее… – Кейт приглушенно охнула. – Какая же я глупая! Надо было оставить листок в Хэтфилде. При обыске его могут найти.

– Сними его.

Я старался сохранить бесстрастный вид, словно мы, как положено слугам, просто обменивались сплетнями.

Кейт потянулась было к застежке, но замерла:

– Зачем тебе понадобился этот листок? Я предлагала забрать его перед отъездом из Хэтфилда, но ты отказался.