Заговоренный меч
Шрифт:
Хан Джаныбек завозился на подушках и попытался перевести разговор в другое русло.
— Вели-ка позвать Касыма! — сказал он.
Жахан лукаво улыбнулась, посмотрела ему в глаза:
— Вместе с нашим Хасеном?
Она так произнесла это слово «нашим», что хан чуть было не подскочил на своем мягком ложе. Ему показалось на миг, что обнаженное сердце его царапнула кошка.
— Да… да, вели его тоже позвать… Но ведь он только что был здесь…
— Неужели ты заметил его, мой повелитель-хан?
От такой наглости Джаныбек даже открыл рот.
— Он же
— А я что-то не заметила!
С притворным равнодушием сказала это Жахан-бике и пошла к двери своей особенной походкой. Ни у одной из женщин не видел Джаныбек такой походки. И глаза ее были что-то больно веселые.
— Абен… Абе-ен! — позвала она нукера-туленгута. — Абен… Пусть позовут султана Касыма. Высокий хан хочет видеть его… И моего Хасена не забудь позвать, Абен!
«Опять „моего“ Хасена!» — отметил про себя хан и нахмурился пуще прежнего. Но, когда она вернулась — светлая, сияющая, он невольно протянул ей пиалу:
— Твой кумыс сладок, Жахан… Налей-ка еще!
Она взяла пиалу, чуть-чуть коснувшись пальцами его ладони, и дрожь прошла по телу Джаныбека, как когда-то в ночном. Все подозрения пошли прахом…
Жахан слегка оттолкнула Джаныбека, деловито вяза прокопченный кожаный бурдюк, полный свежего кумыса.
— Этот бурдюк мне наши кереи закоптили и подарили… Специально для тебя!..
Джаныбек счастливо заулыбался:
— Только ты знаешь, что мне нужно!
Пришел султан Касым. Поприветствовав, как положено, отца-хана, он скромно уселся по правую руку от Джаныбека. Покосившись на сына, хан посмотрел на жену. «Точь-в-точь мать!» — подумал он. — Зато нос и подбородок наши, аргынские. И усы мои!"
— А где же этот растеряха Хасен? — уже с досадой спросила Жахан-бике. — Ему же велено было с тобой прийти!..
Джаныбек не выдержал и рассмеялся.
Молча, втроем, пили они кумыс, и Касым с удивлением поглядывал на отца. Он знал, что просто так не станет приглашать его хан.
— Да, я не просто так позвал тебя, султан Касым! — сказал Джаныбек, отвечая на его мысли.
— Какое же дело предстоит мне, мой повелитель-хан? — с готовностью откликнулся Касым.
— До дел еще не дошло время. — Джаныбек помолчал. — И все же юрту ставят загодя, а не во время бури, когда ветер рвет из рук кошму… Мне нужно посоветоваться с тобой, султан!
— Ваша правда, мой повелитель-хан. Намокшую кошму уже не натянешь на юрту!
— Так слушай, мой сын, и помни, что тебе продолжать начатое мной… по-видимому, ты и сам уже знаешь, что надвигается решительная схватка. Абулхаир не дремлет. Что ни день захватывают его лазутчиков в наших аулах. Значит, есть люди, к которым приезжают они… Да, не все у нас довольны моим правлением. Но хотят эти люди или нет, а воевать придется. Не так уж мы слабы сейчас, чтобы не постоять за себя против Абулхаира. Он нас боится больше, чем мы его!..
— Со дня отделения мы все готовимся к войне с ним, отец. Так что это не будет неожиданностью для людей. Лучшие из джигитов давно уже готовы и ждут только вашего слова!..
— Да, с Абулхаиром все ясно… Но разве только оттуда грозят нам враги? У такого большого государства, как наше, враги со всех сторон. Разве Казань, Астархань, Крым, ногайлинские бии не готовы что ни день ворваться в нашу степь? А с востока разве не шипит черная богдыханская гидра? Ойротский контайчи лишь ее язычок. А она выжидает удобного момента, чтобы разинуть свою смрадную пасть… Словно далекие волны грохочут в мире, готовясь потопом хлынуть в нашу степь. Мы не будем выжидать и ударим туда, откуда прежде всего следует ждать нападения!..
— Ты хочешь спросить меня, отец, нужно ли первым выпустить стрелу в волка?
— Да, об этом я и хотел посоветоваться с тобой.
— Мне думается, что с волком и говорить следует по-волчьи. Вряд ли он понимает другой язык. Да и мы ведь не жалкие сайгаки. Но не мешало бы тебе, помимо меня, поговорить с Камбаром, с Бурундуком. Каждый какие-то вещи знает лучше другого. А начиная такую войну, следует все предусмотреть. Ведь с умом можно победить не только волка, но и яростного льва!..
— Я поговорю и с Бурундуком, и с Камбаром, и с прочими родственниками, биями и батырами. Но что бы ты предпринял сейчас, будучи ханом Белой Орды?
— Первый наш враг сегодня — Абулхаир. Он уже не раз добирался до нас со своей конницей, а сейчас собирает армию вокруг Сыгнака. Мышь, рожденная в мельнице, не боится грохота. Так и ему кажется беззащитной наша степь…
— Но хан Абулхаир не скрывает, что войска его готовятся к походу на Моголистан…
— И Моголистан ему нужен, и Дешт-и-Кипчак. Если и пойдет он туда, то только с целью отрезать нас от зимовий и разъединить с казахами Семиречья и Восточного Туркестана. Мы должны действовать. Пока он собирает свое войско, нам нужно неожиданно захватить Сыгнак, Сайрам, Яссы, Сузак и Отрар. Пусть тогда попробует, имея нас на своей шее, пройти хоть в Моголистан, хоть в Дешт-и-Кипчак!..
Глаза горели у султана Касыма, но голос и лицо оставались бесстрастными. Джаныбек невольно залюбовался сыном.
— Значит, мысли наши сошлись! — сказал он.
— Мы лишь отберем то, что принадлежит нам по праву! — Касым твердо положил руку на колено. — Кто живет хуже наших братьев в этих городах и вокруг них? На своей земле являются они рабами. А разве не долг наш перед Моголистаном, пригревшим нас в трудный час, помочь ему теперь в борьбе с кровавым Абулхаиром? Ведь его месть обрушится прежде всего на проживающих там казахов!..
Жахан-бике переводила все время взгляд с отца на сына, и печаль была на ее лице.
— Неужели нельзя избежать этой войны? — тихо спросила она.
— Нельзя!
Это ответил за себя и за отца султан Касым.
— Но разве возможно справиться со всей Абулхаировой Ордой!
— Что же, сто с лишним лет уже этой войне. Хромой Тимур начал ее против нас когда-то из Мавераннахра. Теперь Абулхаир занял его место. Нам ничего не остается делать, как воевать!
— Стало быть, опять польется кровь?