Заговорщики (книга 1)
Шрифт:
Чэн приказал замолчать. Он боялся, что, отвлечённый разговором, он может не уследить за бежавшим перед машиной мельником. Теперь лётчик перестал поддерживать больную руку, так как правая была занята пистолетом, который Чэн собирался, не раздумывая, разрядить в спину мельника, как только поймёт, что тот завёл их в трясину.
Джойс напрасно пытался разглядеть в смотровую щель фигуру мельника — её не было видно. «Интересно, видит ли его Чэн?» — подумал он.
6
Шверер был зол на всех и вся. Он злился на Геринга, которому взбрело на ум заниматься
Шверер злился на Гаусса, в который уже раз подкладывавшего ему свинью. То одно поручение, то другое. Даже недавняя командировка в Чехословакию оказалась мало похожей на почётную миссию завоевателя Праги. Задним числом до Шверера доходили отвратительные слухи, будто бы его предназначали в жертвы провокации. Её удалось предотвратить только благодаря вмешательству совершенно случайного человека, чуть ли не его бывшего шофёра. Как его звали?.. Да, как его, в самом деле, звали? Не Курц ли?
Но воспоминание о Лемке было тут же заслонено раздражением против Гаусса — виновника второй поездки Шверера в Китай.
Неприязнь Шверера распространилась и на генерала Накамура, втянувшего его в детальное изучение вопроса о бактериологическом оружии японцев. Швереру показалось недостаточным то, что он видел на опытном полигоне, где с самолётов метали недавно изобретённые доктором Исии фарфоровые бомбы в привязанных к железным столбам людей. Бомбы были наполнены заражёнными чумою блохами. Экспериментаторов интересовало, как велико поле, покрываемое паразитами при падении бомбы. Для этого в разные дни людей привязывали к столбам на различном расстоянии друг от друга. Это были главным образом пленные китайцы. После каждой такой бомбардировки поверхность полигона заливалась горючей смесью и сжигалось всё, что на ней было, во избежание распространения страшной заразы, Шверер видел, как после установления числа паразитов, пришедшихся на долю привязанного к столбу китайца, его тоже обливали керосином и он сгорал вместе с опытным инвентарём. Для следующего опыта оставались только врытые в землю обрезки рельсов.
Швереру не верилось, что лёгочная чума так эффективна, как уверяли японцы. Специально для него был проведён эксперимент, когда подопытного человека не сожгли, а со всеми предосторожностями сохранили для дальнейших наблюдений. Наряжённый в непроницаемый резиновый костюм и маску, Шверер имел возможность воочию убедиться в том, как скоро заражённый умер. Швереру бросилось в глаза, что, умирая, больной находился в полном сознании и понимал, что с ним происходит. Это его несколько беспокоило.
— А не боитесь ли вы, — спросил он Накамуру, что заражённые солдаты противника, сознавая свою обречённость и исполненные ненависти к виновникам своей гибели, будут
Накамура улыбнулся и проговорил, сопровождая каждую фразу вежливым шипением:
— Мы все учитываем. Бомбы должны бросаться только в глубоком тылу противника, куда мы не можем рассчитывать попасть.
— Значит, объектом нападения при помощи чумных блох всегда будут служит мирные жители, а не войска? — с разочарованием спросил Шверер.
— Не всегда… Я имел удовольствие докладывать вам об авиационных бомбах. Но как раз сейчас мы намерены произвести испытание некоторого подобия ручных гранат. Они будут пригодны на участках, поспешно оставляемых нашими войсками и переходящих в руки врага.
— Условием применения такого снаряда должна быть уверенность, что ваши войска быстро оторвутся от войск противника и что данные войска противника нигде больше не войдут в соприкосновение с вашими, — глубокомысленно проговорил Шверер. — Боюсь, что в Европе это оружие неприменимо. Наши пространства ничтожны по сравнению с театром, на котором оперируете вы. У нас инфекция непременно оказалась бы занесённой на нашу собственную территорию.
— Это очень печально, экселенц, — тоном самого искреннего огорчения сказал японец. — Но арсенал бактериологических средств отнюдь не ограничивается чумой. Можно подумать о других средствах, столь же действительных, но не столь молниеносных и не в такой мере опасных для собственных войск. А кроме того, осмелюсь напомнить вашему превосходительству: вы едва ли ограничились бы воздействием только на войска русских. Разве вас не интересуют такие глубокие тылы, как Заволжье, Урал, Сибирь, — все те районы, которые будут служить Красной Армии резервом людского материала и источниками её материального снабжения?
— А можно ли приготовить такое количество блох, чтобы усеять ими Сибирь? — с оживлением спросил Шверер.
Накамура издал только протяжное:
— О-о-о!
По его мнению, это должно было означать, что возможности производства вполне достаточны для самых широких замыслов.
Через несколько дней военный лётчик ротмистр фон Кольбе повёл в воздух самолёт, в котором сидел сам Шверер. Японец-бомбардир управлял сбрасыванием бомб, начинённых бактериями тифа и холеры. Шверер, впервые находившийся на борту военного самолёта, с интересом наблюдал разрывы и поражался декоративной красоте чёрных клубков, возникавших на месте падения снарядов, хотя в действительности эти разрывы не имели ничего общего с разрывами боевых авиабомб — они содержали заряд, достаточный лишь для разрушения оболочки и разбрасывания состава с бактериями. Шверер вылез из самолёта приятно возбуждённый.
С того дня прошло довольно много времени, и настроение у Шверера успело сильно испортиться. Он был зол на весь мир, включая самого себя. Он раскаивался в том, что дал увезти себя на фронт. Участок считался безнадёжным — со дня на день японские войска должны были его покинуть, чтобы успеть выйти из окружения, методически замыкаемого китайцами. Перед уходом предполагалось заразить чумой какую-нибудь наступающую часть противника, которая, по данным разведки, была лишена механизированных средств передвижения и не могла бы помешать японцам оторваться от преследования.