Заговорщики (книга 2)

Шпанов Николай Николаевич

— Не было бы большого греха, если бы нам удалось стащить у янки из-под носа хотя бы то, что осталось на советской стороне в голове или в письменном столе Эгона Шверера.

— Это совершенно необходимо, Уинн! — Грили прижал руку к груди, желая сделать свои слова более убедительными. — Поймите, без того, что осталось у Эгона Шверера, Винер не сможет справиться со своею частью задачи, что бы ни сулили ему янки!

— Знаю.

— Я ещё до войны предлагал Винеру пятьдесят тысяч фунтов за его лавочку, — плаксиво сказал Грили.

— И это я знаю.

— Но янки меня просто возмущают! Теперь они искренно убеждены, что «Европа» должна поставить Айку Эйзенхауэру гигантский памятник из нержавеющей стали…

— Ещё бы! Не столько за то, что он воевал с немцами, сколько за то, что русские не оказались на Рейне!.. Да, ради этого ему пришлось поторопиться. — Роу закурил. Его

голос доносился как из-за дымовой завесы. — А представляете себе историю, если бы освободителями Франции тоже оказались русские?

При этих словах Роу Монти тоже принялся раскуривать трубку.

— Вы всегда каркали, а посмотрите: мы пришли к финишу. Да ещё как! — помолчав, сказал он.

— Да, но не в роли седока…

— Но и не лошади же.

— Если клячу нельзя назвать лошадью… — Роу пожал плечами. — Мы кляча, на которой скакали янки! Притом захлестанная до полусмерти. Нам предоставляют бить в бубен по поводу того, что мы преодолели барьеры, не сломав себе хребет. Это пляска на собственных похоронах! — сердито крикнул Роу, несколькими взмахами руки разогнав дым. Если хотите знать, Монти, я не могу понять, как случилось, что, имея таких чиновников, как вы, таких министров, как ваш братец Бен…

— Ну, ну, Уинн!

— Повторяю: как могло произойти, что, имея во главе управления такое сборище ограниченных интриганов, Англия триста лет ходила в великих державах?.. Хотите знать моё мнение. Монти?

— Не очень…

— А я всё-таки скажу!.. Все три последних века своей истории Англия держалась на нас. Её становым хребтом была секретная служба, Монти. Моя служба! Мы… Такие, как я.

Роу продолжал развязно болтать, и у Монтегю был такой вид, будто эта болтовня его чрезвычайно занимает. В действительности почти всё, что говорил Роу, пролетало мимо ушей слушателя, занятого своими собственными мыслями. Монтегю не принадлежал к числу людей, любящих философствовать на отвлечённые темы, но его простоватая, иногда даже немножко смешная внешность скрывала натуру далеко не простую. Основным свойством этой натуры был тот особенный, ни с чем не сравнимый вид хитрости, который вырабатывается у англичан «высшего» круга всем воспитанием, всем лицемерным укладом их жизни. Но если у одного из них эта хитрость, как бы выветриваясь с возрастом, приобретает черты простой изворотливости и не выходит за пределы житейского практицизма, то у других вырастает именно в ветвистое дерево тончайшей лживости и коварства, прикрытых оболочкой «британской прямоты и грубоватости». Носители такой «британской прямоты» не останавливаются перед преступлением, если его можно совершить по ту сторону занавеса, именуемого этикетом. Этому виду тончайшего лицемерия и полной аморальности британская политика обязана многими из своих «блистательнейших» достижений. Этот же вид фарисейской лживости служит и основою личных отношений между британцами того общественного слоя, к которому принадлежал мистер Монтегю Грили.

В этом смысле не было никакой или почти никакой разницы между Грили и Роу. Но в то время как Роу готов был выложить перед Монтегю многое именно потому, что презирал его, считая глупцом и тюленем, сам Монти, столь же искренно презирая Роу, не находил нужным выкладывать ему ничего или почти ничего, что могло бы поколебать его собственную репутацию простака.

Слушая сейчас хвастливые выкрики пьяного Роу, Монти думал о том, что имеет перед ним существенное преимущество: основательную осведомлённость в его делах. Вторым преимуществом Монти было, очевидно, то, что Роу не знал и по самому своему положению не мог знать об этой осведомлённости Монти. Да, такова была разница, определяемая их общественным положением. Быть членами одного общества вовсе ещё не значило иметь в нём одинаковый вес. Вот Роу кичится тем, что является верным солдатом секретной службы Британии. Слов нет: тонкая служба, важная служба! И ей, конечно, нужны такие, как Роу. И даже хорошо, что такие, как Роу, воображают себя носителями самых сокровенных тайн самой тайной из служб Англии. Это делает их уверенными в себе. А секретный агент британской службы всегда должен быть уверен в себе. Но… — при этом новом предположении Монтегю мысленно усмехнулся, хотя черты его большого красивого лица продолжали сохранять неподвижность — но что сказал бы Роу, если бы узнал, что он, тюлень и простак Монти, был лично знаком с неким сэром Икс?.. Да, да, с тем самым Иксом, чьё имя знают всего несколько англичан; с Иксом, о котором принято лишь почтительно говорить: «лицо, ограждающее интересы империи». Ибо так было, есть и всегда будет: больше, чем армия, и даже больше, чем флот, в охране государства значит секретная

служба… Уж, наверное, Роу, при всей его хвастливости, не мог бы рассказать, что созданием и укреплением этой службы занимались такие столпы империи, как лорд Кромер, «укротитель Египта», когда он был ещё скромным лейтенантом Берингом, или будущие фельдмаршалы сэр Уильям Робертсон и сэр Джордж Мильн, или, скажем, сэр Невиль Хожер, совмещавший высокое положение главы обороны всей империи со званием тестя Уинстона Черчилля!.. Кстати говоря, и сам толстый зятёк сэра Невиля мог бы кое-что рассказать о деятельности на ниве Интеллидженс сервис… Интересно, стал ли бы кто-нибудь из этих лиц слушать пьяную болтовню какого-то капитана Роу, для которого его «шеф» — вершина; тот самый «шеф», который для сэра Икс всего лишь один из помощников!.. Послушать Роу, так выходит, что его служба — основа мира, какая-то самодовлеющая сила, главенствующая над всем, повелевающая от себя и ради себя. А что, если вот так, напрямик, сказать сейчас этому разболтавшемуся пьянчужке, что он былинка, ничтожнейший муравей в армии, призванной таскать каштаны не только не для себя и не для своих «шефов»… Тут брови Грили нахмурились: если говорить откровенно, секретная служба существует и не для таких, как он, Монтегю, даже не для таких, как Бен, — она служит неизмеримо более могущественным повелителям империи и её некоронованным королям-лордам стали и угля, нефти и хлопка…

Роу уронил рюмку. Звук разбитого стекла нарушил течение мыслей Монти, и он поймал последнюю фразу пьяницы:

— Хотел бы я знать, чего стоили бы все вы без нас — простаков, работающих на вас, как прилежные муравьи!

Монти поспешно расправил брови, и лицо его снова не выражало ничего, кроме недоуменного простодушия. Он расхохотался.

— Умоляю, Уинни, не прикидывайтесь травоядным и… таким героем! — И Монтегю засмеялся.

Несколько мгновений Роу озадаченно смотрел на него, потом обиженно произнёс:

— Ладно, смейтесь, это не спасёт ни вас, Монти, ни Англию. Лавочка безусловно обанкротится, и притом довольно скоро…

Роу нетвёрдыми шагами подошёл к столу, чтобы налить себе новую рюмку.

— Вам нужно бросить пить, Уинни.

— И тут же повеситься? Нет, слуга покорный. Я должен дожить свой срок. Настаёт довольно ответственный период в существовании нашего острова. Это понимает даже ваш брат Бен, несмотря на всю его глупость.

— Но, но, полегче, Уинн! — со смехом воскликнул Грили. — Вы забыли: Бен снова в правительственном большинстве.

— В прежние времена была бы неплохая пожива для оппозиционной прессы: лорд Крейфильд — лейборист… И небеса не рухнули, и Англия стоит на месте!

— Консерваторы не проронили ни слова, — серьёзно заявил Грили.

— А вы не думаете, что они платят Бену суточные за все время, что он продержится в лейбористах? — Роу потряс над головой номером «Таймса» и громко прочёл: — «У нас, как вы, американцы, это слыхали, социалистическое правительство. А я, как вы, возможно, тоже слыхали, лидер консервативной оппозиции. Но я вам могу сказать, что нет другой страны в Европе, которая представляла бы собою более твёрдый и прочный фронт против советского и коммунистического вторжения, чем Англия». — Он отмахнулся от попытки Грили вставить слово. — Идите к чорту, Монти, дайте мне дочитать. Вы обязаны это дослушать: толстяк пока больше не премьер, но Черчилль остаётся Черчиллем, и всякому из нас есть чему поучиться у старого сторожевого бульдога Британии. Итак: «Мои многочисленные разногласия с правительством не затрагивают области внешней политики, которая под руководством министра иностранных дел Бевина сохранила стабильность и преемственность».

— Какую стабильность?

— Конечно, антисоветскую! А преемственность? Черчиллевскую, консервативную…

— Но я не верю в «русскую опасность»! — воскликнул, наконец, Грили.

— Я тоже не верю, — рассмеялся Роу. — Но я вам должен сказать: наступило время для всех нас пустить в ход такой ворох вранья, какой нам никогда ещё не был нужен!.. Нам нужен небоскрёб лжи, чтобы противопоставить что-нибудь тем чертовски простым и понятным вещам, о которых говорят русские.

— Англичане не станут их слушать.

— К сожалению, никогда ещё миллионам людей не было так понятно то, о чём русские говорят теперь с трибун всех конференций. А недостатка в конференциях, как видите, нет!

— К большому нашему сожалению. А этот… как его… «железный занавес»? Разве плохо придумано?! — с восхищением воскликнул Монти.

— Сработано, знаете ли, по рецепту нашего покойного друга Геббельса.

— Ну уж… — обиженно пробормотал Монти.

— Да, да: «чем крупнее ложь, тем легче ей верят».

— Вы думаете, что на самом деле…