Захар
Шрифт:
После обеда, с Захаром и ребятами, едем в Алчевск в “Дом инвалидов”. На казачьем блокпосту нас внимательно досматривают, вызывают Захара как старшего группы на разговор. Казакам всё кажется подозрительным, они на взводе, угрожают Захару расстрелом прямо тут за постом. Захар спокоен, показывает документы, объясняет, что да как. Ребята совсем недавно из-под Дебальцево, аэропорта, кровь кипит, нервы, понятное дело, ни к чёрту. Через пятнадцать минут Захара отпускают, и мы едем дальше. На последующих блокпостах спокойней.
По пути ещё несколько адресов: женщина на диализе, её слепой муж и девочка с ДЦП. Мама девочки встречает нас у дороги, чтобы мы не ошиблись подъездом.
Утром Захар с ребятами едет по адресам. По дороге они заруливают к Мотороле – передать привет и подарить книги. Днём у Прилепина встреча с читателями в Донецке. Людей на встречу пришло много, мест не хватает, сидят на полу, стоят по периметру библиотечного зала. Интересующиеся, живые, прямые – они не похожи на привычных мне читателей российских мегаполисов, которые приходят “послушать и увидеть писателя”. Им всё интересно, они спорят, задают острые вопросы, идут на таран, протестуют, соглашаются, аплодируют.
На улице Лицоева мы находим ветхий дом и мать с тремя детьми. Муж погиб здесь же, защищая Вергунку. Женщина с трудом верит, что мы приехали из России специально, чтобы привезти им еды, мешок памперсов и денег. Женщина плачет, пытается улыбнуться, но снова начинает плакать. Мы рассказываем ей о писателе Захаре Прилепине, о людях из России, что выслали деньги, о том, что вот и мы помогаем развозить по адресам гуманитарную помощь. Лицо её светлеет, на прощание она обнимает нас, осеняет крестом и желает добра.
После библиотеки заезжаем к доктору Матасову, чтобы вместе с ним проведать женщину, потерявшую ногу. Приносим продукты, Захар оставляет денег и выделяет доктору необходимую сумму на протез. Женщина рассказывает о том трагичном дне. Как зашли с внучкой в ларёк купить мороженое, как начало громыхать, как мужчина из очереди накрыл своим телом внучку и кричал, чтобы все прикрыли головы, а дальше – шок, больница, потеря сознания, ампутация. После выяснили, что на том пятаке диверсанты расставили маячков, а пятачок тот мирный – таксисты, люди в магазин идут, кафе, – и с какой целью его стоило бомбить, никто ума не приложит. Я слушаю, и обнаруживаю себя плачущим. Вот, думаю, пришёл детина подбодрить людей, а сам в слёзы. Но смотрю на женщину эту, оглаживающую свою культю, и ловлю себя на мысли, что это ведь моя мама передо мною сидит, такая же оптимистка и верит во всё лучшее, и внучка её, израненная осколками, – моя дочь, и даже зовут, как мою, – Лера. Как не заплачешь тут. Выхожу из комнаты, спасаясь от стыда. «Ну, всё, всё, не плачь», – утешает меня Захар. Он всех здесь утешает. Такой он человек.
Вечером возвращаемся в дом. Два ополченца с передовой пришли проведать Захара – Ринат и Кирилл. Баня натоплена, идём мыться. Ринат покрыт свежими фиолетовыми шрамами, каких не видел я ни разу. Спрашиваю. Отвечает, водя пальцем по телу, как по фронтовой карте: “Это осколки от «эфки», это «град» накрыл позицию, это в аэропорту пуля половину плеча откусила…”. Спокойный, уставший, хорошо воспитанный человек. Поразительно, как удаётся ему не терять душевного равновесия при всём при этом. Как сломать такого человека, как согнуть? Только убив его, наверное, но и это дастся ох как непросто.
Едем в Луганск. Уже в городе, у самой библиотеки, где у Прилепина должна состояться встреча с читателями, узнаём, что до границы идёт машина знакомых ополченцев. Захар договаривается, чтобы взяли и меня. Наскоро прощаемся. Говорю Захару: “Спасибо тебе, Захарище!”, и в это одно “Спасибо”, как в матрёшку, вкладываю много разных благодарностей, от себя лично, и от людей, которых увидел за прошедшую неделю».
Заключение первое. «Нам всем повезло»
Александр Ф. Скляр (музыкант):
«Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана, главаря», – это Маяковский о себе, а я – о Захаре, хотя голос у него в разговоре не зычный, а нормальный, обычный себе голос. Мы познакомились с ним в Перми на книжной ярмарке года четыре назад. Я сам к нему подошёл и сразу сказал, как мне нравится его книжка «Грех». А он мне сразу сказал, что отлично меня знает как музыканта, да и всю нашу российскую рок-музыку знает, потому что слушает её с детства. И мы тотчас как-то расположились друг к другу. И выпили за знакомство, а как же иначе? Но в тот раз пообщались недолго, потому что ему надо было на поезд в Нижний. Такое вот первое знакомство.
А потом он мне прислал список своих (моих) любимых песен, и я понял, что, да, он действительно меня знает и чувствует, как мало кто из моих знакомых и друзей. Потому что, скажем, «Моби Дик» – совсем не топовая песня в кругу моих слушателей, хотя я её всегда считал одной из самых удачных.
А потом я прочитал его роман «Обитель» и сразу сказал, что в русской литературе появился ещё один классик, потому что это настоящая большая русская литература, без всяких там скидок и кавычек, и ссылок на наши «непростые» времена. А что, бывают простые времена? Не знаю. Я в них не жил.
А потом мы вместе были в Луганске, и я познакомился с некоторыми его друзьями: Ричем, Ильёй Шамазовым, Сёмой Пеговым. И они стали и моими друзьями, хотя я не просто схожусь с новыми людьми. И мы подружились с Захаром по-настоящему, по-мужски, по-русски. А дружить по-русски, это значит – всей душой. Чтобы душа твоя была всегда раскрыта навстречу другу.
Но я бы не сказал, что Захар – это парень «душа-нараспашку». Скорее, сдержанно-ироничный, с запрятанной в глубине хитринкой, сосредоточенный и постоянно что-то для себя подмечающий. Послушайте внимательно альбом «Охотник», его лирическую составляющую. В лирике автор раскрывается наиболее интимно. В трёх лирических песнях альбома Захар рассказал о себе больше, чем во всех своих романах и интервью. Кое о чём я знал или догадывался, что-то открылось мне впервые. Я не буду вам пересказывать или объяснять. Я сам люблю тайны и секреты. «Храни свои секреты, храни, / Не выдавай их никому, а пуще всего – дураку». Тайная жизнь писателя и артиста – это его «островок спасения», убежище от вездесущего и ненасытного любопытства толпы. А Захар встаёт теперь и на путь артиста, который готовит и ему, и нам много впереди «открытий чудных».