Захребетник
Шрифт:
Словно бешеное веретено, опоясанное стальной нитью, прокатилось по древку пики. Пикинер еще выдыхал финальное "Х-ха!", а Джеймс Ривердейл уже стоял слишком близко к нему, и острие рапиры грозило вонзиться, упав сверху вниз, в ямочку между ключицами усача.
– Вот что я скажу, сударь! – подвел итог Джеймс.
Подумал и добавил:
– В целом – неплохо. Но скорость выполнения приема не должна мешать ученикам думать. Иначе мы торопимся в пропасть.
Последняя сентенция принадлежала дедушке Эрнесту. Объяснять это подмастерью молодой человек счел излишним.
– Я
Джеймс повернулся.
За ним, держа в руках шпагу, стояла дама.
– Пойдемте, я вас попробую.
Да, она выразилась именно так: попробую. Что самое удивительное, это не вызвало в Джеймсе ответную волну раздражения. Наверное, потому, что дама говорила кратко и деловито, подобно Франтишеку Челлини, когда тот знакомился с новым учеником.
– Я полагал, это зал маэстро Бернарда?
– Маэстро Бернард – мой муж.
Дама помолчала, глядя строго перед собой, и уточнила:
– Мой покойный муж. После его смерти все дела в зале веду я. Вас что, не предупредили? Если вас это не устраивает…
– Рад следовать за вами, – поклонился Джеймс. Ситуация начала его забавлять. – Меня все устраивает. Как мне называть вас, маэстро?
– Так и называйте: маэстро.
– А вне занятий? У вас есть имя?
– Вуча, – сухо ответила дама со шпагой. – Вуча Эстевен.
Странное имя, подумал молодой человек.
Редкое.
Они вернулись во дворик через полчаса, раскрасневшиеся и слегка возбужденные. На первом этаже дома располагался крошечный зальчик на одну-две пары. Джеймс с маэстро Вучей без труда там поместились, и еще осталось место для десятка славных выпадов, дюжины удачных парадов и одной просто роскошной контратаки с оппозицией.
– Я бы рекомендовала вам найти более опытного учителя, – сказала Вуча Эстевен. – При вашем уровне подготовки…
Румянец на щеках, а также легкая хрипотца в голосе делали даму менее черствой. Да что там! – скажем прямо, более привлекательной. Жаль, румянец быстро сошел, уступив сцену прежней бледности щек, а голос вновь напомнил шуршание песка на склоне бархана.
– У меня вы мало чему сможете научиться.
Джеймс рассыпался в комплиментах, заверяя, что лучшего учителя в Бадандене не найти. Что зал маэстро Бернарда, земля ему пухом, превосходен. Я даже готов заплатить вперед за неделю занятий, сказал Джеймс.
Он не кривил душой и заплатил бы хоть за месяц вперед.
Он узнал почерк.
Академическая школа: точная, размеренная, но без блеска. Блеск заменяет скорость. Удары идут короткими, взрывными шквалами; защиты ставятся так плотно, словно боец очень переживает за сохранность своей кожи. Работа шпагой – от локтя; пальцы уходят под поперечины гарды. Такую манеру слухи приписывали Губерту Внезапному, герцогу д'Эстремьер. Скользящие перемещения. Ставка на ослепляющие серии. И многое другое, что ясно говорило: рябой маниак вынес кое-какую премудрость из зала маэстро Бернарда.
Не от покойника, когда тот был еще в добром здравии.
От Вучи Эстевен.
Ближе к концу "пробы"
Идея была безумной. Азиз-бей, должно быть, за подобные идеи увольнял сотрудников Канцелярии Пресечения без выходного пособия. И правильно делал.
Но почерк…
В финале молодой человек убедился, что почерк Вучи, несмотря на сходство с действиями рябого, все же имеет и ряд коренных отличий. Убедившись же, отбросил мысль о личине. Ну, не вполне отбросил – отложил про запас.
Мы, циники, ничего не отвергаем окончательно.
– Сейчас вы заплатите только за сегодняшний урок, – сказала Вуча Эстевен, дама со шпагой. – Что сделано, то оплачено. Баш на баш, если угодно.
И назвала сумму: вполне приемлемую. Дождавшись, когда Джеймс протянет ей деньги, она взяла монеты без малейшего стеснения или показного отвращения к презренному металлу, каким щеголяли на людях некоторые маэстро. Было видно, что деньги Вуче нужны, и она спокойно берет их за честно выполненную работу.
– Завтра обдумайте все, как следует. И если решите продолжить уроки, приходите вечером, после захода солнца. Мы подпишем контракт, где оговорим срок занятий и сумму гонорара.
Она, не глядя, бросила шпагу подмастерью. Фернан ловко поймал оружие, отсалютовал вдове маэстро Бернарда и улыбнулся. Пожалуй, он был влюблен в Вучу, несмотря на разницу в возрасте. Это скоро пройдет, подумал Джеймс. Главное, чтобы парень не натворил глупостей.
Вуча Эстевен – не самый удачный предмет обожания.
– Я приду завтра.
– Хорошо.
Словно в ту же минуту забыв о существовании Джеймса Ривердейла, Вуча быстрым шагом направилась к трем парам, что до сих пор работали саблю против пики. Становилось ясно, откуда в этой школе сухая академичность – она достигалась многократным, многочасовым повторением, въедающимся до мозга костей.
– Муса, ты изменил рисунок боя?
Лишь сейчас Джеймс обратил внимание, что один из учеников с саблей, поименованный дамой Муса, на выпады пикинера отвечает вращением и сближением, явно подсмотренным сами знаете где. Муса исполнял прием вполне достойно. А для первого раза и вовсе замечательно.
Разве что саблю, учитывая ее кривизну в сравнении с рапирой, следовало бы выносить повыше и брать "козырьком".
– Да, маэстро!
– Почему?
– Так лучше, маэстро!
– Хюсен, дай мне пику!
Забрав пику у Хюсена-усача, Вуча встала напротив Мусы. Ученик ухмылялся с радостью младенца, хвастающегося перед родителями разбитой вазой. Дама выглядела бесстрастной, как пустыня в полдень. Джеймс вздрогнул: Вуча Эстевен вибрировала, распространяя вокруг себя флюиды нервозности. Она была опасна, как обнаженный клинок возле горла – и лишь такой дурак, как Муса, мог ухмыляться, не замечая этого.