Захват
Шрифт:
– Миша, а можно я вас до машины провожу – сказала она.
– И я тоже. Мишка, ты хоть телефон оставь, когда ещё увидимся – добавила Лена с улыбкой.
Они вышли из подъезда, и пошли к машине, тихонько переговариваясь. Катя шла рядом с Михаилом. Она была напряжена и вздрагивала всякий раз, когда её пальцы случайно касались руки майора. Суржиков открыл дверцу автомобиля, достал оттуда небольшой блокнот. Он написал на первой странице несколько строчек и вырвав лист отдал его Лене.
Здесь наши телефоны – мой и Михаила. Звоните в любой час дня и ночи.
Обязательно,
Автомобиль летел по ночной Москве, по её сияющим, электрическим светом, улицам. Ночная темнота не властна была над этим городом, или как сейчас стало принято говорить, мегаполисом. Желтые окна домов жили своей самостоятельной жизнью, пряча семейные тайны столичных жителей в глубине квартир. Немногочисленные прохожие старались побыстрее покинуть холодные осенние улицы. Поток автомобилей казалось, не уменьшился, а наоборот и, пробки, стали плотнее и дольше. Но Суржиков прекрасно знал город. Он переулками объехал самые длинные из них и, через некоторое время остановил автомобиль у гостиницы. Вышел вместе с Михаилом и спросил его:
– Миш, что думаешь делать?
– У меня есть план, Женя.
– Расскажи, будь другом?
– Зайдем ко мне в номер, там теплее.
– А давай лучше в машине, не исключено, что пока мы были в гостях, в твой номер поселили «жуков».
– Вот как?
Они вернулись в автомобиль и, Шмель долго рассказывал, что он собирается сделать. Евгений внимательно слушал и только изредка вставлял замечания:
– Правильно. А вот это я бы сделал так.
Через полчаса у них был совершенно точный и согласованный план действий по схеме «А» - оптимистический, и по схеме «Б» - писимистический вариант. Осталось продумать заключительный этап операции. Здесь было много неясностей, и друзья договорились поработать его на ходу. То есть решать вопросы по мере их возникновения, как любил говорить директор «Артемиды» Евгений Суржиков. Внезапно зазвонил телефон Михаила.
– Миша! Это Катя! Вы можете говорить?
– Конечно, Катюша, слушаю.
– У меня очень мало времени. Я всё знаю и хочу вам помочь. Завтра переговорю со своими партнерами. Думаю, что они со мной согласятся. Хочу представлять интересы Средневолжского завода, как юрист. Вы согласны?
– Катя, а как же Лена? Как вы ей это объясните?
Это её проблемы. Я случайно узнала, что их фирма планирует захват Средневолжского завода и с самого начала была против. Но Ивана было не удержать. Заказчик платит очень большие деньги.
Понимаю. Но вы, член семьи, или я что-то не так понимаю?
Я это не одобряю, более того, считаю, что это подлость. Сюда идут, я больше не могу говорить! В общем, нужно, чтобы директор завода подписал мне доверенность на ведение всех дел, понятно? Всё, пока. Увидимся!
Пока.
Удивленный Евгений спросил:
– Миш, что она хотела?
Хочет быть представителем завода во всех судах и организациях, как юрист.
А это не подлянка какая-нибудь? Она же из семьи Жеребовского.
Вообще-то она из другой семьи. Но если честно…….. я не очень понимаю, почему она предлагает помощь.
Что тут непонятного! Она на тебя запала, я это сразу понял. А если женщина запала на мужика……..
Перестань! Молоденькая девчонка, а я уже старый пень.
Она не девчонка! Женщина! И очень красивая. Другой бы радовался. И ты не пень. Ты кадровый офицер, боец. Да за таких как ты женщины драться должны!
За что драться?! За неустроенную гарнизонную жизнь? Или за то, что никогда не знаешь, придет муж своими ногами или его принесут на носилках?
За то драться, что рядом с таким как ты она себя будет чувствовать защищенной. Женщиной, наконец!
Ладно, всё хватит. Тебе не кажется, что нам необходима юридическая поддержка, а мы этого и не сообразили?
8.
Яна Шмель, недавно вернулась из больницы. У Захара, её мужа, врачи определили инфаркт миокарда и прописали полный покой. Говорить с ним о делах завода было категорически запрещено. Никаких звонков по телефону, никаких документов «на подпись», ничего, что может повредить больному и ухудшить его состояние.
Шмеля мучили процедурами, уколами и капельницами. Горстями заставляли пить таблетки и микстуры, но лучше ему не становилось. Конечно, могла помочь операция по аортокоронарному шунтированию. Но врачи считали, что пациент слишком слаб и операцию на открытом сердце продолжающуюся несколько часов просто не выдержит.
Яна вставала утром рано, в пять утра, варила легкий куриный бульон, готовила котлеты на пару или что-нибудь такое же диетическое и несла в больницу. Про заводские дела она ничего знать не могла, времени не было на разговоры. Впрочем, они ей были почти безразличны. Её главной заботой был Захар, его жизнь и здоровье.
Она влюбилась в него сразу, когда начала работать в приёмной. Директор Захар Шмель был уже не молод и вдов, но энергии в нем было столько, что иные молодые могли позавидовать. Постепенно и он обратил внимание на молодую секретаршу, для которой каждое его слово было непреложной истиной.
Захар пригласил её пообедать в ближайшем ресторанчике. Со временем эти общие обеды переросли в постоянную привычку и плавно в совместные ужины на его или её квартире. Потом он сделал ей официальное предложение, без всякой надежды, что она его примет. Одно дело спать с директором и говорить, что его любишь – тут может быть замешан и карьерный аспект, совсем другое дело стать женой пожилого человека, пусть даже и не бедного, но не молодого.
Но со времени смерти жены, никто не был ему так дорог как она. С сыном отношения не сложились и, кроме завода и Яны у Захара ничего не осталось. Как ни удивительно это было для Захара и окружающих, молодая женщина приняла его предложение. Они тихо расписались в Средневолжском ЗАГСе, в будний день, без всякой торжественности. А знакомые и друзья узнали об этом только через несколько дней от работницы ЗАГСа, тетки одного из них. Хорошие люди только удивились, плохие позавидовали. Но Захар и Яна об этом ничего не знали. То, что молодая секретарша ежедневно обедает с директором, остается у него ночевать и, наконец, переехала к нему – это не казалось странным. Странно было, что она вышла за него замуж. Вернее, что он женился на ней.