Закат Америки. Впереди Средневековье.
Шрифт:
Как-то я вышла на торговую улицу своего соседского сообщества. Плохо одетый немолодой мужчина с хорошо поставленной речью попросил меня написать о том, что ему и другим в его положении нужны многоквартирные дома, где можно было бы снимать комнату, но таких домов больше нет. «Пожалуйста, напишите об этом, привлеките к этому внимание», — говорил он. Я обещала, что сделаю это, и он меня благодарил. У меня не хватило сил сказать ему, что привлечение внимания не работает.
Теперь о финансовой прозрачности. По специальному соглашению федеральное правительство и провинции должны выделять равные средства на систему здравоохранения. Тут происходят странные вещи. Когда федеральные власти выделяют средства, наша провинция, как и некоторые другие, выделяет такую же сумму из собственного бюджета. Однако ни федеральное правительство, ни граждане не могут понять, что провинциальные расхитители делают с этим денежным потоком. Такая же ловкость рук обнаруживается, когда выделяются федеральные гранты на профессиональный дневной присмотр за детьми-дошкольниками. Провинция предпочла истратить деньги не для оплаты воспитательниц, а для выделения дотаций семьям с неработающими матерями. Стоящие у власти неоконсерваторы по идейным соображениям выступают против того, чтобы женщины с детьми продолжали работать. (Во время предвыборной кампании они обещали помощь в оплате дневного пребывания детей наравне с федеральным правительством.) Отсутствие финансовой прозрачности делает
Наряду с наступлением на систему здравоохранения, наибольший массовый протест (прежде всего со стороны взволнованных родителей) вызвала эпидемия экономии на некогда превосходной школьной системе Торонто. В городе и его окрестностях, куда вливается половина потока иммигрантов Канады, говорящих на восьми десятках наречий, почти исчезли учителя английского как второго языка. Из школьных библиотек были уволены библиотекари. Музыкальные и художественные программы были вычеркнуты из статей расходов как ненужная роскошь; в траур погрузились художники, театральные и балетные труппы, для которых небольшие дотации из городского бюджета были единственным способом удерживаться на грани исчезновения [39] .
39
Гражданский совет Торонто по искусству, советником которого я являюсь, увеличил свои усилия по сбору средств и свой бюджет, чтобы отчасти компенсировать потерю городских грантов художникам и труппам.
Судя по накалу протестов, наибольшим стрессом для родителей и школьников стало закрытие школ. Закрыты были десятки, и ещё над многими нависла угроза. Многие из закрытых школ были настоящими районными школами: дети могли идти туда пешком или ехать на велосипеде. Они были доступны и для детей-инвалидов, для которых специальные программы и учителя (тоже вычеркнутые!) создавали возможность нормальной учёбы. Когда-то школы воспринимались как естественные общественные центры. Теперь молодёжные группы и волонтёрские группы жителей района должны выкладывать большие деньги за пользование классами, залом собраний, гимнастическим залом или кафетерием. В результате бойскауты или девушки-лидеры уже не могут позволить себе ими пользоваться. Между 2000 и 2002 годами пользование школьными зданиями как общественными центрами упало на 43 процента. В 2003 году 350 вечерних курсов — от уроков фортепьяно или живописи до компьютерного дизайна — были ликвидированы: больше нет «обучения в течение всей жизни» для пенсионеров, иммигрантов и всех прочих [40] . Была введена плата за пользование баскетбольными площадками и бейсбольными полями при школах. Школы, строившиеся в ту пору, когда родители и налогоплательщики могли ими гордиться, теперь приговаривались к гибели. Их широкие коридоры и красивые холлы не вписываются в подлые формулы расчёта количества квадратных метров на одного школьника. Посредством мер такого рода социальный капитал культуры систематически истребляется.
40
Вечерние курсы все же удалось восстановить после яростной кампании, организованной пожилыми людьми. Но если раньше часовой урок стоил 1 доллар 75 центов, то с 2001 года — 3.5 доллара (пенсионеры оплачивали половину), а к 2003 году — уже 6 долларов 40 центов (для пенсионеров — 3,20 или 3,75 доллара). Посещаемость таких курсов упала за то же время с 300 000 до 48 000 в год, а количество школ, участвующих в программе, сократилось с нескольких сотен до сорока. К тому же из соображений экономии регистрационный офис был сокращён до такой степени, что в 2003 году всего две операционистки должны были принять за две недели 30 000 анкет. Это тоже оттолкнуло немало желающих.
Все это отчаянное крохоборство вызвано совсем не жёсткой экономической необходимостью. Как говорилось в предыдущей главе, оно совпало по времени с необычным экономическим ростом на территории метрополиса в 2002 году. По данным Торговой палаты, объединяющей бизнес Торонто, в 2001 году федеральное правительство собрало здесь 20 миллиардов долларов в виде подоходного налога, налога с продаж и акцизов. Из этих средств не вполне определённый, но явно меньший объём был возвращён региону в форме правительственных расходов на товары и услуги, оплату консультантов и контрагентов по поставке товаров и услуг федеральному правительству, на оплату процентов Пенсионному фонду и другим держателям правительственных обязательств, на перечисление средств индивидам, подпадающим под действие национальных программ, и специальные ассигнования. Цифры федерального бюджета так сложно встроены в систему расходов по всей стране, что практически невозможно понять, сколько идёт, куда и на какие цели [41] . Председатель региональной парламентской группы в федеральном парламенте заявил, что он так и не сумел проследить судьбу миллиардов долларов, которые, как утверждается, ежегодно вкладываются в территорию Большого Торонто. Даже член специальной парламентской группы (при поддержке премьер-министра ей было поручено изучить муниципальные проблемы и подготовить доклад) признался, что группа так и не справилась с этой загадкой. «Как можно измерить эффективность действующих программ или предлагать новые, когда невозможно получить информацию такого рода?» — вопрошал он [42] .
41
В мае 2001 года тогдашний мэр Калгари Эл Дюэр, выступая на конференции мэров крупнейших городов Канады, говорил: «Сейчас мы — город в провинции (Альберта), пребывающей в состоянии редкостного процветания. Мы ожидаем добавочных 8 или 10 миллиардов долларов отчислений от нефти в бюджет провинции… Мне бы следовало стоять перед вами и говорить, что мы ухватили судьбу за хвост, но это не так. Калгари бьётся с проблемами. Четыре года назад у нас почти не было бездомных. Этой осенью мы открываем два приюта на 700 человек. У нас огромная проблема с недорогим жильём. У нас проблема с общественным транспортом. Даже процветающие на вид жители Калгари начинают спрашивать, в чем выражается их процветание… Калгари получает лишь 8 % налогов, которые выплачивают его жители…» Кто-то может подумать, что Оттава как национальная столица получает большую долю от федерального парламента, чем другие города. Но это не так. Клайв Дусет, член городского совета Оттавы: «Меня считают успешным членом совета, потому что в моем округе закрыли только одну школу и не закрыли ни одного общественного центра. Я трачу время, бегая с митинга «Спасите нашу школу!» на митинг «Спасите наш общественный центр!», но я ещё не видел пока митинга «Спасите нашу улицу!» Что же делать — собирать фонд для ремонта приходящей в упадок улицы, как мы делали для центров?.. В Оттаве больше бездомных, чем в Ванкувере… потому что мы за десятилетия не положили и пару кирпичей в увеличение фонда доступного жилья».
42
В
По расчётам Глена Мюррея, мэра Виннипега — беднейшего из полудюжины крупных городов Канады, — жители и предприятия города ежегодно перечисляют около 7 миллиардов долларов в виде федеральных, провинциальных и муниципальных налогов. Но только 6 процентов от общей суммы оказывается в городской казне. По его же расчётам, вклад Торонто в эти же три бюджета составил в 2001 году 21 миллиард. При этом доля, попадающая в городскую казну, колеблется между 4,5 и 6 процентами — из-за того, что город оказался в чрезмерной зависимости от величины налога на недвижимость.
Канадские налогоплательщики признают и принимают необходимость федеральных налогов, которые должны покрывать стандартные расходы национального правительства. Они признают и то, что немалая доля налоговых поступлений из Торонто должна быть предназначена для поддержки бедных регионов, которых в Канаде немало и которые не в состоянии достичь самообеспечения. Это все понимают как необходимую плату за равенство и братство, за национальное единство и внутренний мир. Как частичное восстановление справедливости: ведь крупные корпорации, штаб-квартиры которых расположены в Торонто и рядом с ним, с выгодой для себя используют ресурсы по всей стране. Все это, однако, не изменяет того факта, что для реинвестиции в муниципалитеты возвращается совершенно недостаточно средств. Мюррей указывал, что Виннипег не в состоянии наскрести даже небольшие деньги на весенний ремонт тротуаров. Недостаток средств на социальные инвестиции бьёт и по молодёжи. Теперь ей необходимо обучение, которое не требовалось ранее для молодых людей, готовившихся к работе на ферме, в шахтах, в рыболовстве, на лесных разработках или прислугой.
Нынешняя бедность публичного пространства Торонто создана искусственно. Она осознанно навязана городу политикой, которую в Канаде называют неоконсерватизмом. В США её именуют реконструированным управлением или вашингтонским консенсусом. В Великобритании она именуется тэтчеризмом. В широком международном контексте примерно тот же пакет верований и политических формул известен как «экономические реформы, проводимые по рекомендациям Международного валютного фонда».
Этот интеллектуальный феномен, в настоящее время определяющий значительную часть западной культуры (но не всю её), основан на сугубо моралистской убеждённости в том, что всякое публичное благо или публичная услуга должны напрямую зарабатывать достаточно для оплаты своих расходов. Так, предполагается, что всякая школа должна зарабатывать достаточно, чтобы себя окупать — за счёт платы за обучение, иных платных услуг или за счёт того, что она уступает корпорации исключительное право продажи безалкогольных напитков или завтраков. Такие схемы именуют РРР или Р3 — публично-приватные партнёрства. Их всемерно поддерживают неоконсерваторы и большинство торгово-промышленных палат. Предполагается, что любой художник должен зарабатывать достаточно, чтобы доказать право искусства на существование. Если больницы, оркестры или линии общественного транспорта не могут достичь прямой окупаемости (а лучше, если они дают налогооблагаемую прибыль), то в них с презрением видят настырных попрошаек. Алчность трактуют как компетентность, а фальшивые или химерические идеи — как свидетельство ума.
Нет сомнения в том, что неоконсервативные идеологи весьма избирательны, отдавая свои симпатии тому, что должно сохраняться и процветать. Они щедро субсидируют стадионы для профессионального спорта, автосборочные производства, строительство дорог и все прочее, с их точки зрения, достойное налоговых льгот и иных преференций.
Неоконсервативные правительства Канады демонстрируют как свой успех налоговые льготы или налоговые вычеты, которые дают преимущества крупным налогоплательщикам. Они исходят из того (или оправдываются тем), что те вложат средства в создание новых рабочих мест. Покупка симпатий избирателей — вот то, что делают с помощью налоговых льгот. В 2000 году, накануне выборов, правительство нашей провинции послало большинству налогоплательщиков уведомление о возможности вычесть по 200 долларов из облагаемой базы. Я тоже получила такое. Вот почему нет денег на оплату библиотекарей и учителей английского как второго языка. Вот почему нет недорогих квартир и комнат для пожилых людей. Большинство семей, получивших чек на 200 долларов, платят гораздо больше — через повышение квартирной платы, рост цены проезда на транспорте, добавочные расходы на отдых или обучение. Насколько я понимаю, главным эффектом от налоговых вычетов является моральное удовлетворение идеологов [43] .
43
Джо Берридж, планировщик в Торонто, провёл компьютерный контент-анализ тем, обсуждавшихся федеральным парламентом Канады в 2001 и в первой половине 2002 года. Вирусное заболевание скота упоминалось 172 раза (при том что в стране не было ни единого случая заболевания); бездомность была упомянута 19 раз. Субсидии для сельского хозяйства упоминались 162 раза, а продуктовые банки для неимущих — раз. Сюжеты, относящиеся к внегородским видам деятельности, составили 85 % ключевых слов всего массива. Перевозка зёрна упоминалась в два раза чаще, чем автомобиль, наука, техника, хай-тёк и биотехнологии вместе взятые.
Идеологи любого окраса — люди неуверенные и пугливые. Поэтому они склонны создавать схемы, обещающие готовые ответы для любых ситуаций. Люди такого рода есть в любом обществе, но они обретают серьёзную силу только тогда, когда держат в руках ключ от общественной казны, имея возможность не учитывать принципы субсидиарности и финансовой прозрачности. В случае Канады этот дефект фактически вписан прямо в конституцию страны. Но — в разных формах и в разной степени — подобное происходит повсюду.
Конституция Канады в форме Акта о Британской Северной Америке была принята британским парламентом в 1867 году. В то время подавляющая часть немногочисленного населения жила в сельских хуторах. Его поддерживали добыча пушнины, рыбная ловля, лес, скудное полеводство и скотоводство. Кроме Монреаля и Квебек-Сити, попавших в руки англичан в результате войны, и маленького Торонто, городов не было. Сколько-нибудь существенные поселения в то время — или пушные фактории, или военные форты, или торговые городки, прямо привязанные к сельской экономике. Конституция не видела в этих экономически слабых поселениях институты управления. Она определила их, вместе с гостиницами и тавернами, как подчинённые «районы», которым было доверено собирать только один налог: с недвижимости. Наверное, это было вполне разумно в то время, когда такие поселения были способны содержать незамощенные улицы, бороться с пожарами (обычно силами волонтёрских команд), как-то обустраивать колодцы и сточные канавы, наконец, содержать тюрьмы для местных пьяниц и бузотёров.